Фаворит богов - Анна Емельянова

Слабое сияние восхода струящимся потоком проникало в огромные окна покоев дворца. Отражаясь от мозаики, украшавшей собой ползала, оно скользило вдоль высоких стен, покрытых барельефами с изображением побед недавнего прошлого. Подняв глаза, Октавиан Август рассеянно изучал их. Бот перед ним битва с войсками Марка Антония, а дальше зодчие воссоздали его сражение с армией Брута. Великие свершения.

Много лет он пытался ценой собственной жизни и жизней своих подданных удержать это грандиозное государство, созданное его предшественником — Юлием Цезарем. Цена этих побед — море человеческой крови. Но Август не раскаивался и ни о чём не жалел. Он не умел испытывать раскаяния или сожалений.

С тех пор он сильно постарел, однако взор его по-прежнему сверкал особенным блеском. Каждый день, глядя на Рим, лежащий вокруг Палатина[1], он чувствовал, что не напрасно сражался ради своей страны и народа. Благодаря ему, Октавиану, Рим процветает. Благодаря ему, Октавиану, Отечество укрепляется, благодаря ему, Октавиану, государство разрослось до самого Востока. Он встречает нынешний восход солнца в волнении, но не испытывая страха. Он стар и часто мучается бессонницей и потому минувшую ночь провёл в долгих раздумьях о своей судьбе и о судьбах Рима.

Расположившись в кресле на возвышении, он вызвал к себе двух своих советников, чтобы объявить им о принятом решении. Эти советники, Поппей Сабин и Вебуллен, стоят сейчас пред ним, сонные, угрюмые, с трудом сдерживающие недовольство и желающие лишь одного — чтобы их отпустили домой и позволили выспаться.

Поппей — высокий, статный, с короткими белокурыми волосами и тонкими чертами лица. В прошлом ему довелось побывать консулом. Октавиан знает, что Поппей очень умён и хитёр, но верен престолу и Риму.

Второй — Гней Вебуллен, толстый, но энергичный человек средних лет. Ему можно доверять. Жена Октавиана, Ливия, нередко даёт ему различные и важные поручения, и тот всегда их честно исполняет.

— Было знамение, господа, — вдруг заговорил Октавиан и его обычно тихий вкрадчивый голос обрёл странную твёрдость. — Было значение, которое Силы свыше послали мне, дабы я успел подготовиться к завершению моей жизни. Вчера, во время грозы на Палатине, ударом молнии была выбита первая буква в слове Caesar. Кесарь. Ночью у меня побывали мои лучшие астрологи и вынесли своё толкование этому случаю. Буква «С» в слове означает цифру «сто». Звездочёты считают, что мне осталось править сто дней, после чего я буду причислен к богам, ибо слово «ALSAR», остальная часть имени «Caesar», на этрусском языке означает «бог».

— Быть может, звездочёты всего лишь неверно истолковали это предзнаменование, — предположил Поппей Сабин.

— Увы, я сомневаюсь в том, что они заблуждаются, Поппей, — возразил Октавиан. — В последнее время я чувствую себя крайне скверно. Мои кишки невыносимо болят, и я страдаю от болей ещё сильнее, чем всегда. Я слаб. Я стар. Даже моя любезная супруга Ливия понимает, как тяжело для меня бремя власти. Но я не перекладываю его на плечи преемника, хотя мог бы это сделать. Я хочу оставаться кесарем до конца своей жизни.

Поппей покорно склонил голову. Даже будучи старым, больным человеком, Октавиан вызывал восхищение у своих подданных. Худой, бледный, с гладко выбритым лицом, с короткими седыми волосами, он тем не менее сохранил удивительный блеск голубых глаз, который всегда создавал у собеседника впечатление, что во взоре Октавиана присутствует сам божественный свет. Он получил от предшественника — Гая Юлия Цезаря — огромное государство и превратил его в могущественную империю, укрепив и расширив, благодаря собственному уму и воинскому таланту.

— Сто дней, — вновь заговорил он. — Хвала богам, я знаю, сколько мне отпущено, и успею подготовиться к своей смерти. Я желаю, чтобы ты, Вебуллен, отправился в Германию, где стоит войско моего наследника Тиберия, и передал ему мой приказ прибыть в Нолу. Я тоже отправлюсь в этот город. В последний раз пересеку просторы моей империи и взгляну в глаза моим несчастным подданным, для которых я все эти долгие десятилетия борьбы был отцом.

— Да, Август, — ответил Вебуллен.

Крепко зажмурившись, Октавиан слабо улыбнулся:

— Я воевал для своего народа. Я положил жизнь ради блага римлян, я сделал нас великой нацией... Мне жаль, что придётся оставить вас, но рано или поздно боги выносят нам приговор и забирают нас к себе.

— А вдруг есть способ предотвратить вашу гибель? — предположил Поппей.

Невесело засмеявшись, Октавиан взглянул на него:

— От судьбы никому не скрыться, Поппей! Лучше позаботься о том, чтобы Сенат привёл в порядок государственные дела. Не хочу, чтобы Тиберию достались неразрешённые вопросы.

Поппей Сабин склонил белокурую голову. Знатное положение и богатство позволяли ему жить в роскоши, а дерзкий ум сделал его приближённым к Октавиану.

В отличие от Поппея, Вебуллен не мог похвастаться благородным происхождением. Он был одним из вольноотпущенников Октавиана, но благодаря преданности и честности добился доверия в окружении кесаря. Со временем многие перестали воспринимать Вебуллена как бывшего раба. Октавиан часто вёл с ним беседы о жизни, обсуждал былые победы на войне, красивых женщин, а также давал ему различные поручения. Вебуллен был очень исполнителен. К тому же он помнил, что свободой обязан Октавиану, и потому служил кесарю с искренней преданностью.

Толстый, невысокого роста, с живым обаятельным румяным лицом, Вебуллен сейчас стоял перед своим господином, человеком, творившим великие свершения ради своего народа, и с грустью внимал его речам.

Октавиан Август... Первый кесарь Рима. Человек, при жизни ставший легендой. А он, Вебуллен, всегда верно служил ему и гордился этим. И вот Октавиан заявляет, что жить ему осталось всего сто дней. Вебуллен верит астрологам. Вебуллен верит в предсказания. И поэтому от слов Октавиана ему тошно.

— Когда прикажете ехать к Тиберию, повелитель мой? — осведомился он.

— Нынче же выступай в дорогу, — ответил Октавиан. — А ты, Поппей, немедленно собери сенаторов в курии[2]. Теперь оставьте меня одного. Выполняйте приказы, которые я вам дал.

Не проронив ни слова, оба его приближённых покинули зал.

Октавиан остался сидеть в огромном помещении, где каждый звук гулко отражался от стен. Несколько секунд он рассеянно следил взором за скользящими сквозь окна солнечными лучами, и на его узких губах блуждала лёгкая улыбка. Потом глубоко вздохнул и подозвал раба, ждущего его приказов в нише.

— Дай распоряжение слугам заняться сборами в путь, — сказал он. — Мы едем в Нолу.