Подруга на несколько секунд заколебалась.

— Нет, я знаю, — в конце концов призналась она.

— Но откуда?

Девон закрыла глаза.

— Я была там той ночью.

— Какой ночью?

— Когда ты рожала.

— Но…

Девон предупреждающе подняла руку:

— Когда Лидия не вернулась вечером домой, я предположила, что у тебя начались роды. Я волновалась за вас обеих и поехала в центр. Но боялась идти к заднему входу — из-за деревьев там очень темно — и пошла к парадному. И столкнулась там с бабушкой. Ты как раз только что родила.

— А почему ты меня не навестила? — спросила Хоуп, вспоминая, какой опустошенной она тогда себя чувствовала. Ребенок был частью ее самой целых девять месяцев, и ей пришлось отдать его, даже ни разу не увидев, — большей боли Хоуп никогда не испытывала. Она была бы рада увидеть подругу. Лидия так надолго оставила ее одну…

— Лучше не спрашивай, — сказала Девон. — Мне пора идти.

— Девон…

Взглянув в лицо Девон, Хоуп замолчала. Подругу явно что-то тревожило и даже, кажется, причиняло боль.

— Прости, Хоуп. Я и так уже сказала больше, чем могла, — пробормотала та и поспешила к выходу.

Когда Хоуп въехала на маленькую парковку позади родильного центра, машина Лидии оказалась там единственной. Черным ходом обычно пользовался персонал или мамочки, у которых уже начались роды, поскольку он вел прямо к родильному отделению. Дверь еще не заперли, но само отделение было пустым и темным. Лидия не принимала роды, она допоздна задержалась в своем кабинете.

Хоуп тихо прошла к холлу, от которого ответвлялось два коридора — один вел к кабинетам, а другой к небольшим смотровым. От загадочных слов Девон у Хоуп осталось неприятное ощущение. Весь вечер, помогая Фейт шить и кроить, она переживала из-за странного поведения Девон в кофейне. Но как только сестра пошла спать, Хоуп решила, что должна сегодня же поговорить с Лидией. Если кто-то и мог объяснить, в чем дело, то только она. Еще будучи сбежавшим из дома подростком, Хоуп верила, что Лидия знает все на свете. И до определенной степени эта вера в ней сохранилась до сих пор.

Но она почти боялась узнать ответ на свой вопрос. Что-то было не так. Она чувствовала это. В особенности из-за Девон, но не только. Она чувствовала это и до своего возвращения.

Посмотрев на свет, струящийся из-под двери кабинета Лидии, Хоуп сделала глубокий вдох и постучала.

— Войдите, — послышался голос Лидии, явно очень удивленный.

Хоуп шагнула в кабинет, ощущая себя так, словно ступает в некое святилище.

— Хоуп!

Лидия обогнула стол и подошла к ней.

— Что привело тебя сюда так поздно? — Она перевела взгляд на часы, и Хоуп поняла, что уже больше одиннадцати.

— Мне хотелось поговорить с тобой наедине. Недолго, — сказала Хоуп.

— О чем?

— Мы с Девон сегодня ходили вместе в кофейню. Лидия сжала губы.

— Очень мило. Она всегда за тебя переживала. Как и я.

— Вы обе были очень добры ко мне, но… — у Хоуп взмокли ладони, — Девон вела себя немного странно.

Лидия, казалось, стала еще более жесткой.

— В чем именно?

— Точно не могу сказать. Наверное, таинственно. Она сказала, что мой ребенок живет в хорошей семье. Что она это знает.

— Да, он в хорошей семье. Я ведь тебе говорила то же самое, — ответила Лидия. Но в ее обычно прямом и уверенном взгляде мелькнула неуверенность, и она снова глянула на часы.

— Он? — удивилась Хоуп. — У меня была девочка, разве ты не помнишь?

— Ах да. Извини. За последние десять лет я приняла столько малышей.

— Все в порядке. — Внезапно Хоуп поняла, что не знает, о чем спрашивать. Лидия не принуждала ее отказываться от ребенка. Хоуп сделала это по доброй воле. И ребенок попал в хорошую семью. Лидия и Девон, женщины, которым она доверяла, это подтвердили. Но откуда же тогда у нее такое странное ощущение? — Лидия, все хорошо?

— Что ты имеешь в виду?

— Может, есть нечто, о чем я должна узнать? — Лидия заморгала, но ответила достаточно прямо:

— Нет.

Хоуп покачала головой:

— Наверное, это стресс от переезда и проблем с Эрвином на меня так действует. Извини, что побеспокоила.

Лидия пошла к двери и придержала ее для Хоуп.

— Поговорить с тобой — это не беспокойство. Но тебе не о чем волноваться. Все хорошо.

— Спасибо. — В дверях Хоуп заколебалась. — Ты знаешь, что Девон приезжала сюда в ту ночь, когда я родила Отем? Она хотела навестить меня…

— Отем? Ты дала ей имя? — Лидия неодобрительно подняла бровь. — Это вечная ошибка, Хоуп. Я еще десять лет назад говорила, что ты должна «отпустить» ее.

— Я поняла тебя. Так ты знала? О Девон, я имею в виду.

— Да. Я разговаривала с ней той ночью.

— Но она так меня и не навестила.

— Было уже очень поздно. Я отослала ее домой.

— Верно. Я об этом не подумала. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — попрощалась Лидия.

Хоуп пошла было обратно к холлу, но, услышав, что дверь кабинета Лидии захлопнулась, свернула к стойке администратора и взяла оттуда ключ, которым они с Триш пользовались, чтобы ходить в подсобные помещения на втором этаже. Оставался небольшой шанс, что ей удастся найти свою карточку в одном из старых металлических шкафов и узнать что-нибудь об Отем. Она подписывала бумагу, что не будет пытаться контактировать с дочерью, пока Отем не станет совершеннолетней. И она будет этого придерживаться, несмотря на свои кошмары. Но она не могла забыть слова Девон: «Я и так уже сказала больше, чем могла».

Неужели им есть что скрывать?

Хоуп проскользнула мимо кабинета Лидии и стала тихо подниматься наверх. До нее доносился невнятный голос Лидии, она разговаривала по телефону. Хоуп не представляла, что может найти — или не найти — в карточке, если не считать обычных записей о родах. Но больше искать было негде. Она десять лет ничего не знала о своем ребенке. Слишком долго.

Внезапно подписанная ею бумага перестала казаться такой важной. Единственное, что сейчас имело значение, — это удостовериться, что с Отем все в порядке, что она в безопасности.

Под ногой Хоуп скрипнула ступенька лестницы. В тишине пустого здания звук показался ей необычно громким, но она вспомнила, что Лидия разговаривает по телефону, и заставила себя продолжить путь. Она уважала Лидию и была ее вечной должницей. Ей не хотелось, чтобы все закончилось неприятным разговором о вторжении в частную жизнь и нарушении этики — это могло стоить ей дружбы Лидии и работы. Но ей необходимо это сделать. Отем для нее важнее всего остального.