вызвал его на допрос. Несмотря на то, что никаких ран, свидетельствующих о борьбе, не было, губы Бет были зашиты черной нитью посмертно. Майло был первым, кто появился в морге, требуя ответа на причину смерти милой и невинной городской Бет Клейтон.

Я не сказала об этом Майло, но после того, как Джон, доктор Морли и я осмотрели ее тело, мы не нашли абсолютно никаких указаний на причину ее сердечной недостаточности. Все указывало на Полых Язычников — на Джулиана. Она была молода, здорова, и у нее не было причин, чтобы сердце подводило ее. Все доказательства, в которых я нуждалась, были выложены передо мной, но мое сердце не могло их принять. Возможно, мое сердце тоже подводило меня.

Между мной и Бет было много общего. Длинные белые волосы, бледная кожа, тот же рост, то же телосложение. Только она была на шесть лет моложе меня. Джон ни о чем не упоминал, и доктор Морли тоже, а если они и заметили, то ничего не сказали. Но нельзя было отрицать очевидное.

Мы с Бет Клейтон могли бы сойти за сестер.

Я держала эти опасения при себе на случай, если это было состояние паранойи. Но после письма, которое я получила от кого-то, кроме дедушки, чтобы заставить меня вернуться в Воющую Лощину, я не могла не думать, что кто-то преследует меня.

Или, может быть, я искала причины, чтобы возложить вину на кого-то другого, кроме Джулиана.

Оушен также зашел, чтобы отдать дань уважения девушке, которую он нашел.

Оушен был худым и волосатым мужчиной, которого я всегда видела сидящим на углу бульвара Брэм и Джойленд-лейн и играющим на губной гармошке. Я никогда раньше с ним не разговаривала и знала о нем только из писем дедушки. Оушен был знающим обо всем. Он наблюдал, когда никто не знал, что он наблюдает, слушал, когда никто не думал, что он слушает. Мина Мэй кормила его до тех пор, пока он следил ночью за Городской площадью, был ее живой и дышащей камерой слежения.

Но рано утром, между тремя и четырьмя, он подвел милую Бет Клейтон.

Оушен почти не разговаривал, но единственное, что он сказал, что никогда не выходило у меня из головы, — это то, как он ее нашел. — Она была такой умиротворенной, сначала я подумал, что она спит… пока не увидел, что ее рот зашит. Она просто лежала там на одеяле из фиолетовых цветов, скрестив руки на груди, рядом со свалкой. Милая, милая, Бет, — сказал он. — Сцена была великолепно трагичной.

Это были пурпурные Гиацинты. Я вырвала несколько прядей из ее белых волос и загуглила в своем офисе, чтобы убедиться. Пурпурные гиацинты были символом скорби, иногда мольбой о прощении. Сожалели ли они о том, что взяли не ту девушку? Было ли это из ночного сада Агаты? Сожалел ли Джулиан о том, что не смог совладать с собой?

Когда я вышла из похоронного бюро, Кейн Прюитт стоял, прислонившись к багажнику своей машины, засунув обе руки в карманы брюк цвета хаки.

— Привет, Фэллон, — сразу же поздоровался он, его голос был полон извинений, а на лице отразилось полное смущение. Я остановилась на мгновение, чтобы изучить его черты, затем подошла к нему, скрестив руки на груди.

— Мандэй сказала, что ты освободишься к обеду.

Он сделал паузу и огляделся, как будто нервничал.

— Я был ослом прошлой ночью, — наконец сказал он.

Я перекинула сумку через плечо.

— Продолжай, я слушаю.

Кейн ухмыльнулся.

— Ну, я хочу загладить свою вину перед тобой.

— Ты из тех, кто Сначала-напортачил-потом-попросил-прощения?

— Честно говоря, да. Но я движусь к Мне-нравится-эта-девушка-но-я-так-влюблен-в-себя-парня.

— Это не оправдание, — заметила я.

— Я знаю, но это единственное, что у меня есть. Ну, это и моя незрелость.

Он пожал плечами, глядя на меня сверху вниз с притворной невинностью.

Я прикусила губу, качая головой.

— Думаю, тогда я смогу простить этого парня. Ну, знаешь, за его честность.

Кейн облегченно вздохнул, прижав руку к груди. В любом случае, мы не были на свидании. Мы были просто друзьями, и, возможно, я переусердствовала, будучи девушкой, ожидающей большего, когда мне не следовало этого делать.

— Хорошо, потому что…

он открыл багажник, чтобы показать холодильную коробку, затем поднял крышку, — Я купил нам бутерброды и напитки и подумал, что мы могли бы пообедать на причале. Ты в деле?

После вчерашней ночи и дикого утра я согласилась. Кейн старался, и пока он не пил, он был терпим. Даже приятный.

Я последовала за ним на своем скутере к причалу, который находился рядом с домом дедушки. В передней части Воющей Лощины Прюитты владели небольшим рестораном морепродуктов и рыболовным магазином, расположенным прямо на побережье. Кейн повел меня вниз по крутым деревянным ступенькам над обрывом к причалу, где лодки выстроились по обе стороны палубы за лодочным сараем. Он держал коробку в одной руке, когда шел впереди меня, направляясь вниз по вытянутой длине причала. Береговые птицы сновали по дощатому дереву, чайки кружили над головой, рыбаки разгружали свои лодки после утренних экскурсий, а соль витала в свежем сентябрьском воздухе, когда волны ударялись о причал.

Когда мы дошли до конца, Кейн сел на край и поставил коробку рядом с собой. — Надеюсь, тебе нравится итальянский.

Он бросил мне сабу.

— Обожаю итальянский.

Я поймал его в воздухе и села рядом с ним, мы оба смотрели на неспокойные воды.

С тех пор как я приехала, я видела океан по-разному: гладкий, как песня о любви, беспокойный, как мои ночи, нетерпеливый, как мой разум, живой, как мое сердце, всякий раз, когда Джулиан был со мной в одном пространстве. Но в этот самый момент океан был таким же непреклонным и смущенным, как моя душа, величайшим отвлекающим фактором и запасом для Кейна, меня и моего беспокойного разума, когда мы ели в уютной тишине.

Рядом со мной сидел совсем другой мужчина, не тот, что был в баре прошлой ночью. Кейн был расслаблен, устал, как будто продолжать шараду было утомительно.

— Ты видишь это, маяк в нескольких милях отсюда?

Кейн указал направо. Вдалеке посреди Атлантики возвышался черно-белый спиральный маяк, поднимающийся в полуденное небо.

Я вытерла уголок рта большим пальцем.

— Да.

— Это остров Костей. Он заброшен уже двадцать лет. Смотритель маяка, который раньше жил там, умер, когда мне было пять. Тело выбросило на скалы. Однажды мой отец сказал, что послал троих мужчин осмотреть остров, но они так и не вернулись. С тех пор он не посылал никого