Я ведь рискую, неужели ты не понимаешь?

Шестое чувство кричало, что мое признание может быть использовано против меня.

Меня предавали. А я наступала на те же грабли, вновь и вновь, наивно надеялась на другой исход.

– Говоришь, но не показываешь, – упрекнул он, будто только одно это уже меня обличало.

Отдавать Кайлу фото было рано. Сначала требовалось доказать существование Эмми. Иначе все выступало против меня: фотография Бетани, хлорка под крыльцом, Джеймс Финли.

Я нуждалась в доказательствах.

Имелся один человек. Один человек, который поручился бы за Эмми на все сто. Который видел ее во плоти, знал ее под именем Эмми. Наблюдал, как она приставляет вполне реальный нож к руке вполне реального парня…

Если дело зайдет далеко, если мне будет грозить арест, то заступится ли Пейдж за меня? Что она ответит полиции? «Да-да, я знаю, о ком вы. Знаю девушку, которую зовут Эмми»? Или увидит возможность отомстить – и воспользуется ею? «Нет-нет, никаких других девушек не было. Это все Лия. Только Лия». И молча проводит меня взглядом в тюрьму, и испытает легкую радость, когда посмотрит мне в глаза и убедится – я знаю, что это она, Пейдж, отправила меня за решетку.

Хорошо было бы отыскать кого-нибудь еще. Кто тоже знал Эмми, видел ее.

– Я до сих пор не понимаю, играешь ты со мной или нет, – произнес Кайл.

Он не спрашивал, словно не желал знать ответа.

– Я тоже не понимаю, играешь ты со мной или нет, – парировала я. – Являешься среди ночи, и вот я уже выворачиваюсь перед тобой наизнанку, выставляю себя в невыгодном свете. Так кто с кем играет, Кайл?

Он подошел ближе, заговорил мягче:

– Это дело полностью в твоих руках, Лия. Мое дело. Ты ведь в курсе?

– Да, – кивнула я. – В курсе.

– Хорошо. – Кайл тоже кивнул, сначала мне, потом себе, и добавил: – Боюсь, ты меня уничтожишь.

И поцеловал меня. Прямо перед огромными стеклянными дверями, на глазах у всех любопытных – если они имелись. Быстрым движением, через голову, стянул с меня рубашку, царапнул зубами по плечу, подсадил на кухонную тумбу, и я забыла обо всем на свете.

Она возникла без предупреждения – как другие исчезают. Сестра. Однако я узнала ее не сразу. Первой мыслью при виде синей машины в конце дороги было: «Эмми. Вернулась, чтобы попросить прощения, чтобы все прояснить, чтобы узнать, не попала ли я под удар».

Безумная надежда рухнула, когда машина неуверенно притормозила у начала подъездной дорожки. Затем незнакомый автомобиль подполз к моему дому и остановился рядом с машиной Кайла.

Я поняла, что это Ребекка, по тому, как она распахнула водительскую дверцу, – знакомым ловким движением.

– Моя сестра, – сообщила я.

Кайл за спиной выругался. Замер, стиснув зубы и не глядя в мою сторону. Накинул рубашку, пригладил волосы. Побега через окно или черный ход не предвиделось – гостья припарковалась прямо за машиной Кайла и уже с любопытством ее оглядела.

– Она врач, а не журналист, успокойся.

Но успокоиться Кайл не мог. Зато мог предположить начало конца и назвать эту ситуацию отправной точкой.

– Ребекку, наверное, мама прислала. У нас нет привычки наносить друг другу визиты, не такие уж мы близкие подруги.

– Все равно мне лучше уйти, – сказал Кайл.

Ребекка побрела по дорожке, с трудом вытаскивая туфли из грязи. Пригладила волосы, вскинула глаза на дом. Волосы сестры не были светлыми от рождения, но оставались такими с подросткового возраста по сей день. И длину она всегда носила строго до плеч – наверное, каждое утро укорачивала пряди, осмелившиеся посягнуть на ее спину. Неизменно гладкие пряди, аккуратно заправленные за уши.

Ребекка помедлила перед крыльцом, вздохнула.

Я раздвинула двери и встретила ее у порога. Она уронила сумку на нижнюю деревянную ступеньку.

– Сюрприз, – и неуверенно улыбнулась.

– Привет, – сказала я. Затем спустилась с крыльца и подняла сумку. – Что же ты не предупредила о приезде?

Ребекка внимательно меня осмотрела, выдавила из себя улыбку:

– Я тебя разбудила?

Я покосилась за плечо, понизила голос:

– Нет, я не одна.

Сестра вскинула брови, тоже заглянула мне за плечо:

– С утра пораньше в субботу?

Кайл точно по команде шагнул на крыльцо, приветственно вскинул ладонь.

Я не стала его представлять, проигнорировала вопросительный взгляд Ребекки. Кашлянула.

– Ты не могла бы перегнать машину?

Ребекка издала неопределенный звук – то ли засмеялась, то ли раздраженно фыркнула. В случае с ней я не всегда улавливала разницу.

– Не вопрос.

Пока сестра переставляла свой автомобиль в хвост моему, Кайл стоял рядом, ждал. Он, казалось, не знал, что делать, как у нее на глазах попрощаться со мной. Молча клюнул меня в щеку и зашагал к машине. Проходя мимо Ребекки, сказал ей что-то вежливое – «хорошего дня» или «приятных выходных», она ответила привычным движением: легким кивком, любезным и одновременно пренебрежительным.

Мы стояли на крыльце и смотрели вслед отъезжающему Кайлу.

– Очередной? – поинтересовалась сестра, когда его машина исчезла из виду.

Я пожала плечами.

Она рассмеялась.

– Чем он тебе не нравится? – спросила я.

Прозвучало как защита, хотя я планировала нападение.

Ребекка была вечно незамужней, вечно целеустремленной и неутомимо-энергичной.

– Да ничем, просто я не ожидала, что у тебя хватает времени еще и на это. Думала, ты занята разборками с полицией и поисками соседки.

Старшая сестра, мудрая сестра, наставница; она давно привыкла к тому, что вокруг меня все рушится.

– Войти можно?

– Конечно, – кивнула я. – Жаль, не знала о твоем приезде заранее.

Я бы сделала уборку, постаралась; приготовила бы комнату Эмми.

У входа в кухню Ребекка замерла. Я попробовала увидеть дом ее глазами: ветхая обстановка, деревянные полы, скрипящие в такт каждому шагу.

– Видимо, это и есть очаровательная деревенская простота, – подытожила сестра.

В жизни Ребекки все было стерильно. Белый халат, неопреновые перчатки, дезинфицирующий гель, который она использовала в каждой палате на входе и выходе. Я отметила про себя и белые кончики пальцев, и ломкие ногти. Прозрачный лак – не дань моде, а необходимое укрепление.

– Тебя мама прислала? – спросила я.

– Разве я не могу приехать сама? – Ребекка коротко улыбнулась и продолжила осмотр.