— Давай еще раз, Димочка… Я соберусь… — пообещала Катя.

Вокруг них уже собралась толпа зевак. Но они остановились не концерт послушать, а перепалку между музыкантами.

Уличных музыкантов на Арбате — хоть лопатой греби, каждый что-то пиликает. А здесь представление оригинального жанра. Вроде как Саша с Лолитой из «Академии» — немного попоют, немного подерутся…

Между Катей и Димой на асфальте лежала перевернутая шапка, а в ней несколько смятых бумажек.

— Мы еще даже на метро не заработали, — шипел на Катю Димка.

— Сейчас, Димочка…

Скрипка подрагивала в ее руках, а щека мелко колотила по подбороднику.

Кате было стыдно стоять перед людьми, словно нищая, точно милостыню просить… У ступенек театра Вахтангова они как будто на паперти…

Глаза ее невольно следили за руками прохожих: остановится кто? достанет из кармана кошелек? бросит им подачку?

И к стыду от того, что она ждет подаяния, примешивалось чувство досады, если не бросали…

— Улыбнись хоть! — простонал Дима. — Что ты как каменная?

— Да… — Катя выжала кривую улыбочку. — Ты немного помедленнее… я сейчас в ритм войду…

Многоголосый шум воскресного Арбата сбивал Катю с внутреннего настроя. Она не могла услышать ту музыку, которую собиралась сыграть… К тому же за углом громко играла другая группа, в стиле кантри, и у них даже был микрофон с усилителем.

Развеселый парень фермер Джон.

Может день и ночь плясать под банджо…

Катя мельком видела их солистку, когда они проходили мимо.

Та была кругленькой, рыжеволосой и уже далеко не молоденькой… Теперь она надрывалась, выводя хрипловатым голосом высокие ноты. Ей приходилось еще и приплясывать, виляя бедрами и ударяя в бубен с колокольчиками.

Надрывно развеселая мелодия звучала диссонансом протяжному русскому романсу. Не то они играют… не так надо…

Ведь это Арбат, здесь неподалеку стена памяти Виктора Цоя, и сейчас август… Каждый фэн знает, что это значит…

— Дим, давай «Восьмиклассницу», — робко предложила Катя.

Он удивленно посмотрел на нее и просиял:

— Ты смотри! И как ты сама додумалась?

Он ударил по струнам гитары, Катя провела по скрипочке смычком, и начальные ноты мелодии прозвучали пронзительно и печально.

Услышав первую фразу, рядом с ними остановилось несколько человек, потом подошли еще, и еще…

Потом замолкло банджо за углом и перестала терзать микрофон рыжеволосая солистка.

— У-у-у… восьмиклассница… — подхватили припев собравшиеся.

Теперь дуэт гитары со скрипкой играл слаженно и вдохновенно.

…Это Димочка посвящает ей эту песню, глядя на нее с импровизированной сцены… А вокруг подпевают все, кто пришел на проводы в армию…

…Это Катя смотрит на него снизу вверх, старательно вторя тоненьким девчачьим голоском…

Нет, теперь Катя стоит не под сценой, а рядом с Димкой. Они оба поют и играют, и эти шквалом обрушивающиеся аплодисменты адресованы им обоим.

Неужели? Им правда понравилось?

Старая шапка наполнилась доверху. Дима поднял ее и высыпал содержимое в целлофановый пакет.

Катя раскраснелась, глаза засияли. Теперь она уже бегло перебирала пальчиками, а скрипочка послушно отзывалась всхлипами на каждое прикосновение смычка.

Вслед за песнями Цоя последовали цыганские романсы, потом русские. Весь репертуар скрипично-гитарного дуэта воспринимался на ура.

— Смотри, как модно стало сочетать гитару со скрипкой, — громко заметила одна дама другой. — Точно такая же пара играет в ресторане Дома кино…

Димка услышал, улыбнулся и подмигнул:

— Жми, Катюха! Жарь! Врежь!

Настроение у него сразу повысилось — все-таки за несколько лет это был его первый публичный успех.

Но уже перед самым уходом, когда толпы гуляющих поредели и Димка с Катей уже собрались восвояси, к ним подошел вразвалочку бритый паренек, который очень долго простоял рядом, слушая их пение.

— Двести готовь, пацан, понял, ну? — лениво пережевывая жвачку, велел он.

— За что? — пожал плечами Дима.

— За место… Ты тут второй раз ошиваешься. — Вчера мало сшиб — не тронули, а нынче за два дня…

Парень протянул руку и выжидательно уставился на Диму. Неподалеку его поджидали еще трое — таких же крепких и бритых.

Дима глянул на Катю и напустил на себя деловой вид, словно справлялся в универмаге о цене товара:

— Значит, сотня в день? Так?

— Пока так, — кивнул парень. — А если хорошо пойдет — то и мы повысим.

— Кать, — срывающимся голосом сказал он, — ты отсчитай там, сколько надо…

— Ага… — Катя широко раскрытыми глазами смотрела на парня. — Скажите, пожалуйста, вы рэкетир?

Он усмехнулся и пожал плечами.

— А что, ни разу не видела?

— Н-нет…

— Ну смотри, — буркнул он и пересчитал протянутые деньги. — Фу, а что такими мелкими? Завтра перед уходом сбегай в Смоленский гастроном, сменяй покрупней. Прямо к кассе подходи, они знают…

Димка пил коньяк и зло играл желваками на скулах. У Кати тоже настроение было — хуже некуда…

Сперва стыда набирались, словно побирушки, потом их еще и ограбили… От этого инцидента исчезла вся радость от удачного выступления…

Никакие они не артисты. Обычные попрошайки…

Никогда больше не выйдет она на такой позор! Стыдно!

Катя налила коньяка и себе, выпила залпом, зажмурилась, чувствуя, как обожгло желудок теплом, и от этого тепла начал постепенно таять застывший внутри кусок льда.

Дима не возражал. Они принесли с собой три бутылки — ровно на столько им хватило после арбатского рэкета.

Девчонки сочувственно присоединились к ним. А Славка с Чикой где-то бродили, несмотря на то что давно стемнело.

Вернулись они веселые, с лихорадочным блеском в глазах, плеснули по чуть-чуть коньяка и загадочно поинтересовались:

— Ну, как улов, Дим? Полны карманы?

— Под ноль, — буркнул Димка.

Юлька с Иркой, перебивая друг друга, поведали парням о наглом арбатском грабеже.

— Ничего, завтра больше накапустишь, верно? — подмигнул Димке Чика. — Дадим ему в долг, Славка? Надо же другану настроение поднять.

— А что не дать? — хмыкнул тот. — Раз — и никаких проблем! Средство верное!

— И мне, Славочка, и мне… — заверещали девчонки, мгновенно догадавшись, о чем речь.

— Дорого выйдет, да и самим мало, — строго оборвал их Чика.