девчонка даже не думала прислушиваться к тому, что твердят уже сотни лет самые мудрые и мощные маги империи. — А про поцелуи вообще вранье — ни капли правды. Ни один поцелуй еще ни разу не передал магию, разве что у супружеских пар, и то все эти сведения больше на подделку похожи, чем на достоверную информацию. Ну, еще более-менее похоже на правду у тех, кто обряд проходил у Каменных Древ, но кто ж из них в эксперименте участвовать будет? — Алларой уже и так скрипел зубами, а эта коза его еще и добить решила, добавив напоследок. — А мой прямой способ уже ни раз оправдал себя и подтвердил действенность пополнения резерва — я на всех студентах экспериментировала и на профессорах. А с вашим непроверенным методом мне бы пришлось всех их перецеловать, бррр…

И так передернула плечами, что даже Алларою стало мерзко, особенно когда он представил, что старый профессор Лапит вытягивает губы трубочкой, чтобы прижаться к губам этой…заразы.

— А что, Беатрис, возможно, спасая мою жизнь, вам как раз придется и супругой моей стать, если Древа одобрят наш союз, — Алларой внимательно следил за этой вредной оглоблей, и успел уловить легкий румянец на щеках перед тем, как девушка от него отвернулась.

Как давно он ее знает? Двенадцать лет? И ни разу не замечал, что она постоянно притягивает к себе взгляды. Да, десять лет точно ничего не видел, и она была всего лишь ребенком, но последние два года где его глаза были? Скорее всего, там же, где и гордость — пылала от злости и обиды.

Его посмели лишить части сердца, оставив пустоту и ничего не дав взамен. Растоптали чувства… (как-то помпезно звучит, особенно если вспомнить, что за ним грешок один тоже числился — он пытался затопить своими чувствами Саян, чтобы у нее и выбора-то не осталось, лишь одно желание быть рядом с ним).

И вот теперь он даже лица не может вспомнить, и цвет глаз постоянно меняется. А стоит закрыть глаза, так на месте дрохии встает эта синеглазая коза и фыркает, словно он очередную несусветную глупость сказал.

А ведь она сама неровно к нему дышит, только самообладание в Университете так натренировала, что и не поймешь, что за чувства скрываются за этим бесящим фырчанием. Раньше она чаще краснела, находясь рядом с ним, и заикалась, и не могла вымолвить и полслова, а теперь…

— Стать императрицей? Пф-фф! Да вам бы сказки писать.

Хм, а ведь не отказалась напрямую.

Алларой вдруг ощутил, как в груди разливается тепло, а губы сами растягиваются в улыбке, хотелось бы думать, что ослепительной и завораживающей, но, судя по презрительно поджатым губам девушки, просто наглой и самодовольной. Эх, так напугать не сложно, а не очаровать.

Он не стал говорить пафосных речей или затертых до дыр фраз: «Пора» или «Приступим». Просто разрезал запястье ножом и принялся наполнять надпись на мраморе собственной кровью и магией. Пора, уже давно пора закрыть этот вопрос и двигаться дальше, тем более Саян просила его жить…вместо них.

Сначала все шло по плану, который подробно проанализировали его магистры: руны напитывались, вплавлялись в постамент, пульсировали вместе с вратами, а потом…

Потом в голове резко зазвенело и небо качнулось и начало стремительно заваливаться на бок, а истошный вопль над ухом слился со звоном. Его словно на две части разделили: одна часть смотрела, но ей были недоступны все остальные чувства, а вторая могла мыслить и анализировать, и безапелляционно заверяла, что его жизни пришел конец, и на «двигаться дальше» у него просто не хватило времени.

Он видел, как над ним склонилась Беатрис и что-то кричала. Видел на ее руках молнии, которыми она пронзала его тело, но оно не впитывало магию, а просто пропускало мимо себя. Видел, как на глазах девчонки наворачиваются слезы, а губы начинают дрожать, но способность к самообладанию и тут берет верх — черных рукав размазывает слезы по лицу, а губы сжимаются в тонкую черную линию.

Зря он придирался к ее гриму — она даже с ним красива и притягательна — только вот сказать он ей этого не может. Он видит, как пульсируют врата… нет — Врата — главные, завершающие, конечные. И в эти Врата утекает его сила, его магия, его жизнь до последней капли.

Девчонка тем временем тем же черным рукавом стирает с губ черную помаду и, решительно выдохнув, словно перед прыжком в воду, целует его.

Сила полилась в него сразу, без предупреждения и подготовки, взорвав в голове звон в громоподобный грохот, а потом оглушив тишиной. Рана на руке, которая не затягивалась, отдавая последние капли мрамору, запылала жгучей болью, а потом затянулась, словно и не было. И рука тут же поднялась и сжала девичий затылок, продолжая прижимать девушку, чтобы не дергалась и продолжала целовать, хотя та вот точно уже собиралась закончить с передачей силы.

Она билась, трепыхалась, даже пыталась дать ему коленом в определенное место, но эта вечная неиссякаемая батарейка, которую не смогли высушить и заблокировать десять артефактов-блокираторов, вдруг обмякла и начала леденеть на глазах — Алларой слишком много силы потратил, а потом эту же силу восполнил за счет девушки.

Осознание всего ужаса содеянного словно кипятком окатило оголенные нервы и остановило сердце и дыхание. ОН убил ЕЁ?

Попытался передать обратно ее силу, но холодные губы не откликались, и теперь уже император тряс безвольное тело, кричал, звал, но не получал ответа. И только на краю сознания чей-то вопрос шелестел и перекатывался каменной крошкой: «Берешь ли эту женщину в супруги?»

— Да, Тьма вас всех побери! — рычал Алларой, пытаясь вдохнуть свою магию в девушку. — Дыши, твою ж хрябь, оглобля синеглазая!

Он упал рядом от бессилья, но так и не понял: удалось ли ему хоть как-то отодвинуть неминуемую смерть?

Готов был разрыдаться и бить кулаками землю и мрамор, на котором лежал, дайте только сил набраться. Чувствовал только, как нестерпимо жжет сердце и запястье пылает от ощущения, что его перетянули нитью и вот-вот оторвут.

Он поднес руку к глазам, замутненным непрошеной влагой, и с трудом рассмотрел золотую нить священного ритуала Каменных Древ. Вот это да — его соединили с той, кто спас его и тут же ушел.

— Почему «оглобля»? — хриплый голос рядом вновь воспламенил сердце и вернул звон в ушах, но теперь уже от облегчения.

А потом девушка уже запищала под напором его жажды — жажды ощутить ее тепло, ее