– Меня назвали барышней. О примирении не может быть и речи. Сатисфакция.

– Попросите прощение? – обер-офицер обернулся и посмотрел на подпоручика Вяземского.

– Я? – протянул тот, деланно удивляясь, и развел руки, слегка отодвигаясь назад, показывая всю неуместность вопроса.

– Хорошо. – Обер-офицер раскрутил пистолет, и дуло, повертевшись, указало на Суздалева. – Вам начинать, – сказал старик и поставил на зеленое сукно два патрона. Граф с секунду смотрел на медных «поросят», потом дернулся вперед, подхватил револьвер со стола. Щелчок – откинул барабан, вложил в гнезда смертоносные заряды.

– Раз, – начал отсчет обер-офицер. Граф Суздалев, глядя на подпоручика-гвардейца, закрутил барабан.

– Два! – прозвучал голос старшего секунданта. Барабан, щелкая, передвигался по кругу с новой скоростью. Гвардеец смотрел прямо в глаза и пьяно улыбался.

– Три! – сказал обер-офицер, и Иван Матвеевич резко поднес руку к виску и спустил курок.

16.1

Раздался холостой щелчок. Граф Суздалев удивленно посмотрел на револьвер, и это была единственная мимолетная реакция на произошедшее. Палец на спусковом крючке освободился и тяжело распрямился. Во как свело от напряжения, и заболел сразу. Офицеры за спиной восхищенно зашептались. Он вновь в упор смотрел на гвардейца, сидящего напротив, и на его бесстрастном лице читалось только холодное презрение к смерти и всему происходящему.

– Не повезло, – пробормотал граф, думая о своем.

– Ай да браво, Иван Матвеевич.

– Удивили.

– Я восхищен!!! Дайте пожму вам руку, поручик!

– Оказывается, есть еще порох у артиллеристов.

Граф осторожно положил револьвер на расчерченное сукно и решительно двинул оружие в центр, в середину стола, все так же не спуская глаз с подпоручика Вяземского.

Гусар улыбнулся еще шире.

– Ну зачем же в себя то, Иван Матвеевич? – спросил он с легкой издевкой.

– А надо было в вас? – вкрадчиво поинтересовался граф, нащупывая в кармане портсигар и коробок спичек. Страшно захотелось закурить.

– А в меня-то зачем? В меня турок попадет! Не хватало еще и от вас пулю получить.

– Да, поручик, – сказал обер-офицер, слегка нахмуриваясь, – что же вы, в самом деле? Слегка погорячились, можно было и в воздух выстрелить. Мы же в боях. Нельзя так рисковать. Сейчас каждая единица на счету.

– В воздух? – нахмурился Иван Матвеевич. – В воздух, значит. – Он слегка откинулся в обитом конским волосом черном кожаном кресле.

Подпоручик Вяземский подхватил револьвер. Крутанул барабан, задрал блестящий ствол к потолку.

– Да что вы, Иван Матвеевич, обиделись, что ли? Это же шутка была обычная! Мы так куражимся над гостями-новичками.

– Шутка, значит?

– Конечно! Вы извините меня, раз я вас обидел, давайте выстрелим по пуле каждый в воздух и салютом отметим примирение. А потом выпьем как следует! Как вам мое предложение? Настоящее гусарское веселье!

– Нет, – сухо сказал граф.

– Что «нет»? – удивленно переспросил гвардеец, словно преграду увидел перед собой или шлагбаум пограничный.

– Какой «в воздух»? Стреляйте в себя.

– Вы серьезно, Иван Матвеевич?

– Более чем. За слова надо отвечать. Мы можем продолжить на свежем воздухе и рубиться насмерть. Конечно, после того как вы в себя выстрелите.

– Господа! – Подпоручик Вяземский больше не улыбался и смотрел на присутствующих. – Поймите меня правильно! Я не боюсь! Но разве есть в этом смысл? Я же извинился! Иван Матвеевич, нам завтра в бой!

– Извинения не приняты, – сухо сказал граф.

Обер-офицер почесал нос, зажимая его между пальцами, и на правах старшего секунданта произнес:

– Боюсь, граф вам не засчитает выстрел в воздух.

– Почему?! Я же извинился!

– И если вы не выстрелите в себя, вам все равно придется драться на саблях. Так, граф?

– Верно, – поручик кивнул головой.

– Тогда, – обер-офицер повернулся к подпоручику Вяземскому, – вы можете дальше раскручивать барабан и на счет десять выстрелить себе в ногу или в руку. Ранение будет засчитано, и поединок будет проведен по всем правилам.

– Какая рука? Да как мне в седле сидеть с перебитой ногой?

– Выстрела может и не быть, – обер-офицер пожал плечом, – и револьвер перейдет графу Суздалеву. Тогда мы можем говорить о примирении? – вопрос был задан поручику. Иван Матвеевич медленно кивнул.

– Начинаем отсчет.

– Господа? – протянул Вяземский. Картежники молчали.

– Раз!

– Да господи! – гусар крутанул барабан, приставил револьвер к виску и прежде, чем кто-либо успел что-то, спустил курок.

Раздался характерный щелчок спускового механизма, и тут же грянул выстрел. Подпоручик Вяземский кулем свалился с венского стула, который так заботливо принес из соседнего кабинета, когда сидящих мест для партии в карты за столом не хватило.

– Доктора!

– Пригласите немедленно доктора!

Вокруг все засуетились, забегали, двери захлопали, впуская и выпуская людей. Иван Матвеевич достал из золотого портсигара папироску и медленно раскурил ароматную палочку. Прищурился от едкого дыма. Посмотрел на подсвечник на камине. На круговой жирандоли, мигнув, погасла одна. «Как символично».

Над подпоручиком Вяземским склонялись люди. Они громко шептались, украдкой посматривая на гостя. Иван Матвеевич не разбирал слова – ему было все равно. Полное равнодушие накатило волной и замерло у ног, обдав брызгами. Вот над противоположным краем стола склонилась знакомая красная феска. Граф затянулся. Доктор стянул с головы дурацкий колпак и, пьяно икнув, сказал:

– Доигрались, господа. Доктор вам не нужен.

Офицеры заговорили разом. Суздалев поймал несколько косых и злых взглядов. Пожал плечом равнодушно и снова затянулся – к чему так смотреть, все к этому шло.

Из-за спины раздался тихий шепот. Кто-то звал по имени. Граф даже не понял сразу кто, после поединка бурлила кровь, и сохранять напускную браваду и спокойствие стоило большого труда. Резко обернулся, хмурясь. Кто мог позволить себе такую фамильярность?

В проеме, освещенный светом большой залы, стоял сотник Билый. Вид у него был презабавный. Испуганный, что ли, казак явно чего-то не понимал.

– А, Николай Иванович! – сказал граф. – Идите сюда! Мы тут играем! У нас весело!

Пластун осуждающе покачал головой и молча отошел за дверь, пропадая из обзора. Иван Матвеевич разочарованно вздохнул. Посмотрел на гусар.

– А что, господа? Не сыграть ли нам еще в какую веселую игру? Вы же тут все затейники, как я посмотрю.

Кто-то из гусар дернулся, но его придержали за обшлаг доломана. Вперед выступил обер-офицер.

– Есть одна интересная игра. Предлагаю сыграть!

– И вы примете участие? – деланно изумился поручик.

– Конечно. Мы все примем участие.

– И во что мы будем играть?

– В кукушку, – спокойно сказал обер-офицер. Суздалев похолодел. Но улыбнулся.

– Хорошая игра. Было время, играли в нее юнкерами. Потом в училище запретили – трупов много. И кто будет кукушкой?

– Вы.

16.2

– Господа, а вы не находите, что это не очень благородно? – тихо подал голос Герман Афанасьевич, начинающий драматург. Вспотевшие ладони он быстро вытирал о синие рейтузы.

– Ах, увольте от