всех выписал сегодня. Свободны палаты. Заселяйся и живи. Хоть бы кто животом замучился – тоска, а не жизнь – и помучить некого. Вот вас ждем и идем тоску разгонять! Сегодня гульнем так гульнем. Гусары в этом толк понимают! Вы небось и праздников никаких не знаете, кроме святого Рождества?

– Почему не знаю? Знаю. Святого Василя, например, – машинально ответил я, а потом вскрикнул, когда до меня дошло: – И поручика Суздалева?

– Василя? – кивнул доктор, переспрашивая равнодушно и позевывая. Не зачесался только ленивым котом, но феску сдвинул на ухо. – У нас такие праздники каждое воскресение. Да со стрельбой непременно. С барышнями и прочими куролесами. И поручика Суздалева вашего тоже. Он что, особенный? Всех в строй.

– Выписали? – не поверил я, вспоминая утренний припадок друга. Да куда его выписывать? И телом и духом слаб. Отлежался бы маленько. Поправился.

Только доктор, видно, по-другому рассуждал. И сейчас уже зевал откровенно.

– Так и до икоты недалеко! – спохватился он.

– Да выписали, выписали, – ответил граф, выходя на крыльцо, потягиваясь, пытаясь скрыть нервную дрожь, то ли к холоду не привык, то ли от ледяной тоски на душе, – так кричите, господа, что мертвого разбудите. – И застыл на месте с перекошенным лицом, глядя, как доктор сигареткой забавляется. Глаза его заскользили за красным огоньком, и видел он танец огненный, погружаясь в него все больше, как в трясину какую.

– Иван Матвеевич, – протяжно позвал я друга, пытаясь вернуть на крыльцо. Граф закрыл рот и с непониманием посмотрел на меня. Губы его мелко подрагивали. Тяжело он выходил из видения. Как такому жить дальше? А что если кошмары его дальше будут преследовать? Такая жизнь не сильно завидная.

– Что? – спросил он за секунду севшим голосом. Я покосился на доктора, тот, поймав мой взгляд, беззаботно махнул рукой и выкинул сигаретку, безмолвно говоря: «Абсолютно здоров!» Ваня, проследив красный росчерк полета, тяжело вздохнул и прикрыл глаза с последней искрой, желая раствориться в темноте.

– Да здоров я, Николай Иванович. Не переживай! – громким шепотом прошептал он и дернулся всем телом, то ли упасть готовый, то ли шагнуть за грань видений.

– Да, да! – тут же отозвался доктор. – Полный порядок – в седле сидеть будет! – И голос его звучал очень уверенно. – А так – от припадков рыбий жир прописал. Первое средство! Готовят тут на нем люди безграмотные. Не понимают всей пользы! Две бутылки из своего запаса отдаю, как от сердца отрываю, но что не сделаешь для героев.

– Какое седло?! – изумился я, – граф Суздалев из повозки вываливается!

– Скажешь тоже, – фыркнул Ванятка, но обиделся. Другого бы и стрельнул уже, а мне кисло улыбнулся. А что я такого сказал? Правду ведь.

– Сядет, сядет! – закивал уверенно доктор, раскуривая новую папироску. – У меня больных нет. Я уже и рапорт подал.

– Мне доктор корсет прописал. Мал, правда, на два размера.

– Да уж какой был! – огрызнулся сразу рыжий черт, зыркая зло из-под фески, видно, не по нраву пришлись слова. – Главное – результат! Польза от него весомая!

– И что это за корсет дивный, который даст тебе в седле сидеть? – не унимался я.

Поручик не ответил. Задумался о своем. Снова в мысли и видения погружаясь.

– Обычный корсет гусарский, – доктор ответил за друга и махнул рукой, поражаясь моему невежеству, хотя что взять с простого казака, у нас и лекарей-то нет, – или ты думаешь, когда они с коней падают и разбиваются почти насмерть, я их потом к себе в таратайку сажаю? Нет, сударь! В корсет – и в седло. Да и не удержать никого в таратайке, если только без сознания будет. Но на то у меня рыбий жир припасен! Большие дозы кого хочешь на ноги поставят! Очень полезный продукт! Я вам говорю, за ним будущее.

Я кивнул головой – похоже на правду, в сшибках и не так вылетали из седла, и никто не думал о таратайке. Я посмотрел на графа.

– Обычный корсет, – кивнул тот головой, подтверждая. Очнулся, значит. Пугает сильно выпадением из мира. – Только мал больно, не вздохнуть.

– Да зачем тебе дышать! – доктор покривился. – Подберем тебе лошадку смирную, две недельки в обозе покрутишься и привыкнешь.

– Действительно, зачем дышать, – печально пробормотал поручик Суздалев и потупился, плечи опуская. Ногами зашаркал, как пьяный, сбивая глянец с сапог.

– Так, голубчики! Что за уныние? Долой хандру! Шампанское стынет! Опаздываем и так! Мне срочно выпить надо, пока новых раненых не привезли! Да так выпить, чтоб будили потом из пушки! Да не смотри ты так на меня, казак, шучу я, проще лошадь свалить, чем меня перепить. Досадно даже порой.

– В самом деле, пошли уже. По пути расскажешь новости.

Их мало было. Я быстро управился.

Узнав о плане и распоряжениях его высокопревосходительства, поручик Суздалев тут же заявил, что поедет в повозке с огневым запасом и даже замечательный корсет ему не понадобится.

Я испуганно смотрел на него. Совсем не в себе Ванятка-то?

– Да зачем мне корсет? – успокаивал он нас с доктором. – Мне среди пороха привычней! Мягкая дорога будет!

– Без корсета нельзя! Живо в палату сейчас загремишь!

– Да не вздохнуть в нем, – горячился граф. – Ну, давайте ради вас я его по два часа в день стану носить.

– Ради меня! – негодующе вспыхнул доктор. – Ради меня?! Да кому он нужен больше, мне или вам, господин поручик?!

– Мне, – виновато согласился Иван Матвеевич. – Микола, сотник! Ну, скажи ты ему! Буду носить я его корсет. Даже спать в нем стану! Только возьмите меня в фуру! Я к своим хочу! К Прохору!

– Я скажу! Я вот что скажу. Был бы я тебе братом старшим, так дал бы тебе в лоб, шоб каганци из очей посыпались!

– Чего это, вы, Николай Иванович. Не заводитесь. Не с руки нам в дорогу ссориться, – нахмурился граф.

– А ничего! Оборонил Господь от смерти лютой, так ты опять в пекло лезешь? – Я в сердцах закрутил папаху, комкая ее и срывая злость. Идти дальше расхотелось.

– А сам-то что? Заговоренный? Бессмертный?! Смерти не боишься?! – вспыхнул граф. – Или, может, тебя никто не ждет?

Я немного оттаял. Натянул папаху на уши, надвинул на глаза. Зашагал, близко мы уже подошли к красному зданию офицерского собрания.

Ждут, конечно, мать, поди, все очи выплакала.

– Может, и заговоренный!

– Вот видишь?! Намедни сам меня убеждал, что ждут меня – и начальство, и солдаты, – голос графа перехватило, рванул горловину зипуна, срывая с петель, – и Прохор. Что всем я нужен в этих чертовых горах! Что не управятся они без меня! Что сегодня-то