прилавка, где были выставлены музыкальные инструменты, доносился перебор струн — торговец показывал товар лицом. Рядом жонглёр подбрасывал горящие факелы, и вороной конь, которого вели из скотного ряда, косился на огонь и фыркал. Линьсюань посторонился, чтобы не мешать работникам катить наполненные чем-то тяжёлым бочки. По правую руку от него тянулся ряд торговцев бумагой и всевозможными принадлежностями для письма. Тут же сидел писец, готовый за малую плату помочь тем, кто не преуспел в грамоте, написать письмо или составить документ. Слева расположились лотки и прилавки, где продавали различные ткани, от грубой мешковины до тончайшего шёлка. Дальше торговали верёвками, хворостом, свечами и ламповым маслом. Ветерок донёс аппетитные запахи, подсказывая, что и лавки готовой снеди тоже находятся где-то недалеко.

Линьсюань невольно приостановился у прилавка торговца тушью, привлечённый видом палочек, украшенных резьбой, красками и даже позолотой. Такие палочки туши становились настоящими произведениями искусства, так что даже жаль становилось растирать их для письма. Кое-кто и не растирал: тот же Ли Баовэнь коллекционировал разнообразную тушь, и не предполагая использовать экземпляры из коллекции по назначению. А у него, между прочим, скоро день рождения…

— Рекомендую господину бессмертному вот эту, из сосновой сажи, — отреагировал на очевидный интерес торговец. — С добавлением сандала и мускуса. Лучшее, что есть у этого недостойного!

— А нет ли у вас на примете чего-нибудь, что можно было б подарить тому, кто собирает сокровища учёного кабинета? Просто лучшее тут не подойдёт, нужно что-нибудь особенное.

Торговец глубоко задумался, пощипывая подбородок. Линьсюань отвернулся в ожидании, и его взгляд скользнул по двум женщинам, стоящим у прилавка с нитками и декоративными шнурками. Похоже, служанка и госпожа: одна одета побогаче, другая поскромней, и у той, что поскромней, на сгибе локтя висит внушительная корзина. На обеих были широкополые шляпы, с которых по кругу чуть не до колен свисали густые вуали. Скромно, даже нарочито скромно — обычно женщины предпочитали вуали до плеч. Но несмотря на вуаль, даже раньше, чем женщины успели обернуться, Линьсюань был готов поклясться, что узнал одну из них — Сун Жулань, жена Е Цзиньчэна. Видимо, она уже купила всё, что хотела, так как обе двинулись дальше вдоль тканого ряда.

— Если что-то вспомните, — торопливо бросил Линьсюань торговцу, — то скажите кому-нибудь из учеников ордена, чтобы передал мастеру Хэну.

Сун Жулань не торопилась, так что догнать её удалось буквально в два шага.

— Госпожа Е! — Линьсюань и сам несколько удивился, насколько обрадовался встрече. Женщины резко обернулись, и Сун Жулань сделала странное движение, словно собиралась броситься прочь, но в последний момент передумала и вежливо поклонилась. Линьсюань, спохватившись, поклонился в ответ.

— Я смотрю, вы делаете покупки? Возможно, я могу вам что-нибудь подсказать? — не зря же он, в конце концов, проходил ряды с тканями и украшениями из конца в конец в компании Шуйсянь, искавшей обновки для себя и подружек.

— Благодарю мастера Хэна, но мы уже уходим, — отозвалась Сун Жулань. Её голос звучал ниже, чем обычные, довольно писклявые голоса местных девушек, и ему это тоже нравилось.

— О, ну, в таком случае не смею задерживать. Передайте мой поклон господину Е.

— Для нас это честь, — вежливо кивнула Жулань и вдруг спросила: — Бессмертный мастер, можно задать вам один вопрос?

— Разумеется.

Явно удивлённая служанка подёргала госпожу за край вуали, однако та, не обращая на неё внимания, шагнула вперёд, приблизившись к Линьсюаню.

— Мастер Хэн, эта недостойная слышала, будто под Фэнчэном было нападение лютых мертвецов. Вы не знаете, это правда?

Оставалось только подивиться, с какой скоростью распространяются слухи. Линьсюань всмотрелся в обращённое к нему лицо, скрытое дымкой вуали, и… что это? Показалось — или действительно у глаза Сун Жулань красуется тёмное пятно, подозрительно напоминающее синяк?

Линьсюань глубоко вдохнул и выдохнул, давя в себе неожиданно сильное и острое желание нависнуть над женщиной, задрать эту чёртову тряпку и грозно потребовать ответа — кто это её так, муж?! А потом помчаться к Е Цзиньчэну и навесить на его физиономию аналогичное украшение. А между тем у него не было никакого права лезть в чужую личную жизнь, не говоря уж о том, что это будет просто неприлично. Даже в его прежнем мире неприлично, а уж здесь семейные отношения и вовсе касаются только двоих, и никто, включая саму Сун Жулань, порыва Линьсюаня не поймёт.

— Мастер Хэн? — повторила госпожа Е, и Линьсюань с некоторым трудом собрался с мыслями.

— Да, к сожалению, это правда.

— А вы не можете сказать… кто-нибудь из города от них пострадал?

— Насколько мне известно — нет. Я уверен, что клан Мэй уже справился с этим нападением. Глава Ши предлагал свою помощь, и коль скоро она не понадобилась, значит в Фэнчэне уже всё в порядке.

Свои соображения, что Мэи не приняли бы помощь, даже находясь при последнем издыхании, лучше не озвучивать. Ему нужно успокоить женщину, тревожащуюся за своих родных, а не наоборот.

— Вы ведь можете написать домой, — добавил Линьсюань. — Спросить, что там и как.

— Я написала, — грустно отозвалась госпожа Е. — Но письма быстро не ходят.

— Хотите, я помогу вам отправить письмо быстрее? И получить ответ уже через пару дней.

— Недостойная безмерно благодарна, но это лишнее. Бессмертный мастер уже меня успокоил.

После этого оставалось только откланяться и проводить уходящих женщин взглядом. Видно было, как служанка что-то быстро говорит госпоже, бросая на заклинателя взгляды через плечо, а Сун Жулань в ответ качает головой.

Порция пельменей в остром бульоне подкрепили силы Линьсюаня достаточно, чтобы он всё же решил добраться до ордена прямо сегодня, пока солнце ещё не село. Надвигались сумерки, кое-где уже зажигались огни, но на горе было светлее, чем внизу, в долине, так что куда приземлиться, Линьсюань сориентировался без труда. Между прочим, иногда это становилось не таким уж лёгким делом — отыскать сверху нужную крышу, даже если ты неплохо знаешь путь к ней по земле.

Чжаньцюн принял его как-то рассеяно, оживившись только когда попросил разрешения осмотреть рану. Убедился, что она благополучно заживает, мягко пожурил за неосторожность, угостил чаем, выслушал эмоциональный монолог о господине Шэне, который с позеленевших от жадности глаз кормил чудовище собственной внучкой, покивал и пообещал внимательно изучить возможность привлечь оборзевшего деда к ответственности.

— Этим я займусь сам, — добавил он. — Тебя это не должно больше заботить, шиди.

— Почему? — удивился Линьсюань. — Ведь это же я раскрыл дело. И посмотреть законы я вполне в состоянии.

— У тебя будут другие заботы.

— Какие же?

— Помнишь лавку господина Се за Ивовым мостом? — помолчав, спросил Чжаньцюн. — Вчера на