И, в конце концов, не обязательно говорить обо всём Ваньи.

— У меня нет денег, — буркнул Гусунь, так и не придя ни к какому выводу.

— На Новый год всем красные мешочки дадут, вот и будут деньги.

— Это слишком поздно.

— Ладно. Только из расположения к тебе, — Дэн опрокинул в себя последние капли. — Сам тебе ивовую девушку найду и сам оплачу. А ты мне свой красный мешочек отдашь, вот и будем в расчёте.

Гусунь посмотрел на него с уважением. У Дэн-сюна деньги были всегда, и Гусуню очень хотелось бы знать, откуда он их берёт. Богатой родни у него точно не было. Гусунь подозревал, что он приторговывает из-под полы зельями и талисманами, выдавая их за подлинные, хотя таланта к заклинательству в нём было никак не больше, чем в самом Гусуне… м-да… Но если и так, с поличным его никто никогда не ловил.

Предновогодние хлопоты шли своим чередом, не отменяя занятий, но добавляя работы. Нужно было не только приготовить праздничные блюда и украсить всё к празднику, но провести большую уборку, выметая прочь вместе с сором и грязью все беды и неудачи уходящего года. Все внешние ученики, и даже внутренние проводили время, начищая утварь, стирая занавеси и простыни, моя полы и вытирая пыль везде, где только можно. Самой тяжёлой и грязной работой, безусловно, была чистка канав. Туда отправляли провинившихся, и Гусуню повезло в этот раз в их число не попасть. Даже удивительно.

За несколько дней до праздника было совершено приношение богу очага. Все внешние ученики вместе с орденскими работниками поклонились стоявшему в нише на кухне изображению бога, чьи губы были смазаны мёдом, чтобы он, докладывая Нефритовому императору на Небесах о деяниях тех, кто жил под его покровительством, говорил только хорошее. Потом все отведали рисового печенья, получили по куску сахара и разошлись по своим делам. Гусунь уже заканчивал подметать мощёную дорожку, на которую опять нанесло сухих листьев, когда его разыскал Дэн-сюн.

— В общем, я обо всём договорился, — без предисловий сказал он. — Приходи завтра к часу Свиньи в дом Матушки Гу и спроси Цзиньшао.

— В дом Матушки Гу?! Дэн-сюн, ты с ума сошёл? Я же не расплачусь. Знаешь, сколько денег кладут в мешочек?

— Да не боись, — хохотнул парень. — Думаешь, я стал бы что-то устраивать себе в убыток? Цзиньшао мне обязана кое-чем, так что всё будет в лучшем виде. Давай, не трусь.

Он от души хлопнул Гусуня по плечу и ушёл, что-то насвистывая на ходу.

Ускользнуть из ордена было не так уж трудно, учеников после работы никто не караулил. Главное — вернуться до того, как на следующее утро начнутся занятия. Или до того, как начнут готовить завтрак, если ты распределён на раннюю работу. А потому в час Свиньи, он же первая ночная стража, Гусунь уже стоял у празднично светящегося дома. Ну, как у дома — на другой стороне улицы. Не хватало ещё, чтобы его увидели входящим в зелёный терем. Он не мастер Хэн, чтобы посещать продавщиц весны открыто. Пойдут слухи, ещё дойдут до Ваньи…

Улица была людной, то и дело то один, то другой прохожий сворачивали к распахнутым дверям, украшенным в честь нового года двумя полосами красной бумаги. Прошло уже добрых пол палочки благовоний, а толпа не становилась реже, и поток жаждущих женской ласки не иссякал. Дэн-сюн, с досадой подумал Гусунь, ты что, не мог договориться, чтобы гостя встретили у какого-нибудь бокового выхода? А не обнаглел ли ты, тут же спросил у Гусуня здравый смысл. Скажи спасибо, что тебе вообще всё организовали. Ещё и твою застенчивость никто учитывать не обязан.

Что ж, значит, придётся смириться с риском быть узнанным. Что он, в конце концов, не мужчина?

Ярко освещённый зал, казалось, оглушал запахом благовоний, музыкой и смехом. Гусунь замер на пороге, привыкая к ярким краскам, бьющей в глаза роскоши и густому сладкому аромату. Линшань, конечно, был богатым орденом, однако его богатство, хоть и чувствовалось, но не бросалось в глаза. Если речь не шла о мастере Хэн Линьсюане, но даже его жилище, самое роскошное во всем ордене, выглядело куда сдержаннее. И тем более до всего этого было далеко тому дому, где вырос Гусунь. Даже в тех редких случаях, когда сын кухарки попадал в господские комнаты, он не видел и половины такого буйства.

Решительно подавив чувство своей неуместности в роскошной обстановке, Гусунь повернулся к стоящему у входа слуге. Тот глянул на него безо всякого интереса, не пытаясь, впрочем, прогнать. Но, услышав бравое «я к госпоже Цзиньшао», моргнул и окинул юношу ещё одним, слегка удивлённым взглядом.

— Так это ты? Ну… проходи. Я провожу.

Они быстро прошли через почти заполненный зал и поднялись по лестнице сперва на галерею, а потом провожатый свернул в боковой коридор. Там остановился у одной из дверей почти в самом конце, и постучал:

— Сестрица Цзиньшао, к тебе пришли!

— Пусть войдёт, — отозвался изнутри женский голос.

Слуга отодвинул створку, кивнул Гусуню и сразу же ушёл. Молодой человек перешагнул порог, чтобы оказаться в достаточно просто обставленной комнате. Непривычно широкая кровать, столик, сундук и ещё один столик с зеркалом в углу составляли всю её обстановку. Сидевшая у туалетного столика женщина отвернулась от бронзового зеркала и улыбнулась ему:

— Так это ты — И Гусунь?

— Я, госпожа Цзиньшао.

— Какая я тебе госпожа? — рассмеялась женщина, легко поднимаясь с места. — Зови меня сестрица Шао.

Вблизи было видно, что она уже немолода — слой пудры не мог скрыть морщинки у глаз и рта, да и вообще её кожа оказалась небезупречна. Но взгляд Гусуня прикипел к полной груди, виднеющейся в низком вырезе платья. Он и не знал, что платья могут быть такими открытыми, так что лента, которая должна была его поддерживать, оказалась практически под полушариями.

— А ты — Сяо Сунь, можно тебя так называть? Ты хорошенький, мне нравишься.

Гусунь почувствовал, что краснеет, и разозлился на себя за это. Цзиньшао потрепала его по щеке, подошла к кровати и опустилась на край.

— Ну, что же ты стоишь? — она похлопала ладонью рядом. — Иди сюда.

Гусунь подошёл и сел, не зная, что дальше. Сразу начать её раздевать как-то неловко, а что говорить, он не знал.

— В первый раз сегодня? — с улыбкой спросила Цзиньшао. Гусунь кивнул.

— О, я знаю, что делать! — она с улыбкой подняла палец. — За это надо выпить! Подожди минуту, я принесу.

Гусунь снова кивнул, скорее машинально.