Щерба связался со штабом и запросил помощь. Ему пообещали прислать еще одну комиссию. Видимо, решили, что он шутит. Понял лейтенант, что так каши не сваришь. Да и не нуждался он в помощи. Он и без штаба знал, что будет делать. А со штабом связался, потому что обязан был доложить о случившемся. После рассадил оставшихся бойцов по двум БМП и отдал приказ выступать. Восстановленный аул сровняли с землей и камнями. Паскудник Абдулахар, волею Аллаха, был разорван на клочки первым же выпущенным Щербой снарядом.

В Афганистане Валерий Федорович провел еще более двух лет и в мае 1982 года, во время операции в Панджшерском ущелье, подорвался на мине, лишившись левой руки и получив обидное для мужчины увечье, в результате которого оказался неспособен иметь детей. Государство оценило жертву Щербы Звездой Героя Советского Союза и пенсией по инвалидности.

Другой, оказавшись в подобном положении, пал бы духом, но только не Валерий Федорович. Демобилизовавшись, он поступил в пединститут на заочное отделение и по прошествии двух лет через военкомат устроился директором детского дома «Зеленая роща» в отдаленном районе Полесья. Это был уже четвертый директор за последние полтора года. Заведение пользовалось дурной славой. Местные жители ближе чем на полкилометра к детскому дому старались не приближаться. Даже участковый – и тот объезжал «Зеленую рощу» десятой дорогой.

В помещениях текла крыша; завхоз воровал; дети ходили голодные и оборванные, всегда готовые украсть, отобрать, урвать, захватить, избить; персонал постоянно менялся, сколько-нибудь долго рисковали оставаться только самые отчаянные. Но самым отчаянным оказался Валерий Федорович. За короткий срок он вернул заведению и его воспитанникам божеский вид, а через год уже превратил вверенный ему детский дом в один из самых лучших в республике. Во многом ему помогли три его товарища по Афганистану, такие же искалеченные войной и судьбой, которых Щерба выдернул кого из запоя, кого из нищего свинства, дал работу. Одним из троих был тот самый уцелевший ефрейтор, прошедший боевое крещение в один день со Щербой.

О «Зеленой роще» заговорили сначала в облоно, а потом и в министерстве. Несколько раз приезжали журналисты из газет. На вопрос, как ему удалось достичь столь потрясающих результатов, Валерий Федорович неизменно отвечал: «Вы просто не участвовали в штурме Панджшера».

После аварии на Чернобыльской АЭС «Зеленую рощу», которая оказалась в зоне отчуждения, собирались ликвидировать, а детей распределить по другим детским домам. Щерба сумел добиться не только сохранения учреждения как самостоятельного юридического лица, но и выделения ему под помещение бывшей дворянской усадьбы, находившейся в одном из живописнейших местечек севера Ровенской области. Усадьба нуждалась в ремонте, но Валерия Федоровича это не смущало. «Отремонтируем, найдутся люди», – сказал он, и люди действительно нашлись, отремонтировали.

По отношению к детям он старался применять сформулированный еще Макаренко принцип «требовательной любви», превращая воспитанников «Зеленой рощи» в одну большую семью, и очень расстраивался, если это иногда не срабатывало.

После девяносто первого года снова настали мрачные времена. Финансирование сократилось, средства поступали с задержкой, успев обесцениться в несколько раз. К счастью, в округе нашлось много спонсоров, как богатых, так и не очень. Их усилиями детский дом не только не впал в нищету, но и самым первым обзавелся собственным компьютерным классом.

О методах, используемых руководством «Зеленой рощи» для установления контактов со спонсорами, можно было судить по подслушанному однажды самым любопытным воспитанником заведения Артуром разговору Щербы с местным участковым.

– Сигнал поступил, Валерий Федорович, нехороший, – озабоченно говорил участковый. – По беспределу идете, люди говорят.

– Так уж по беспределу, – удивлялся Щерба, доставая из ящика письменного стола конверт и протягивая его участковому. Участковый краснел, мялся, но все-таки накрывал конверт ладонью, а когда забирал ее со стола, конверта под ней уже не оказывалось.

– Ох, Валерий Федорович, Валерий Федорович, – вздыхал он при этом.

– И что это за люди такие? Небось Данилейко из «Теплого стана»?

– Ну, Данилейко.

– Тоже нашел, понимаешь, человека. Крыса. Как дальнобойщиков в своих шашлычных собачатиной кормить – так это можно. Ни одного пса уже во всей округе не осталось. А как с детьми поделиться – так сразу и по беспределу. Вот я ему утюжком горячим по спине-то поглажу, будет знать, как к тебе бегать и на меня стучать.

– Ох, Валерий Федорович, Валерий Федорович…

– А Данилейко я сразу предупредил. Сейчас беру вдвое больше обычного, зато в следующий квартал не трону. И не себе в карман. Лето через две недели. Хочу цыплят своих в Скадовск на море отправить. Пусть отдохнут, подлечатся. Они ведь тоже Чернобыля успели хлебнуть. Я уже и с пансионатом договорился. А как уедут, ремонт надо делать. За какой шиш, спрашивается?

Участковый продолжал мяться. Не уходил.

– Что у тебя еще?

– Захара Рваного знаешь?

– Стану я всякую шелупонь знать.

– Зря ты так. Захар человек хоть и молодой, но уже заметный. Глазом не успеем моргнуть, как в большом авторитете окажется. Разговор у него к тебе.

– Территорию делить? А хрен в зубы он не хочет?

– Да ты сам посуди, Валерий Федорович. Куда тебе с ним тягаться? Я так думаю. Тебе две агрофирмы останутся и «Теплый стан». А придорожный общепит и заправки пусть Захар под себя забирает. Тебе все равно все это не удержать.

– А ты что, посредником у Захара устроился? – ядовито улыбался Щерба.

– Ну, посредником или нет, думай себе что хочешь. А война тут мне не нужна. Что скажешь?

– Войны не будет, обещаю. Пусть приезжает, перетрем.

Участковый чуть не подпрыгнул от радости, услышав эти слова. Хорошо, что все решилось так мирно, без напрягов.

– Ну вот и славно. Когда тебе удобно будет переговорить?

– Когда скажешь. Мне все равно.

Стрелку забили на следующий день на заброшенной лесопилке. Подальше от посторонних глаз. Слухи о том, что на ней произошло, дошли до Артура намного позже.

Захар Рваный со свитой приехал на двух «бэхах». Педагога, а именно под таким прозвищем Щерба был известен местной братве, еще не было. Чуть поодаль от покосившегося строения лесопилки стояла запряженная в телегу гнедая лошадь. На телеге, покусывая стебелек растения, сидел человек в пиджаке и кепке. Захар Рваный, продемонстрировав недюжинные литературные познания, велел одному из подручных:

– Беги, скажи этому Платону Каратаеву, пусть пасет свою кобылу где-нибудь в другом месте. Нечего ему здесь маячить.

Подручный убежал, но почти сразу вернулся.

– Захар, так это он и есть, Педагог.

В БМВ расхохотались. Такой стрелки у них еще не было.