Каин видел и чувствовал это. Он понимал, что лишь активное действие сможет пробудить людей от навеянного жуткими картинами оцепенения. Он внимательно осматривал неприступные стены и вскоре обнаружил на них следы недавних подъемов. Это были очень крутые тропинки, продолбленные в камне, уходящие, причудливо извиваясь, вертикально вверх. Начинались они очень высоко над землей, не имея с ней никакой связи. Возможно, на них имелись ступени, которых, конечно, не могло быть видно с подножия. Местами рядом с ними на камнях были укреплены непонятные сооружения из ветвей и тонких стволов деревьев, а также свисали обрывки веревок. Было ясно, что совсем недавно здесь были хорошо оснащенные тропы для восхождения, затем предусмотрительно разрушенные. И было также совершенно ясно, что без необходимых приспособлений, веревок, лестниц и подъемных устройств покорить эти стены невозможно. Глядя на недосягаемый край плоскогорья, выглядевший опаленным и безжизненным, Каин пытался понять, на что надеялись беглецы, стремясь в это царство могильного безмолвия, где их не могло ожидать ничего, кроме верной смерти. Однако то, как неудержимо они стремились сюда, жертвуя многими жизнями, с каким упорством поднимались на эти скалы, наводило на мысль, что их путь совсем не был бегством отчаяния. К тому же они наверняка знали места, где можно было подняться наверх. Все это говорило о том, что у них была ясная цель, лежащая где-то на вершине этого плоскогорья, и они, возможно, шли этим путем не в первый раз.

Положение казалось безвыходным. Изготовление приспособлений для восхождения требовало много времени. Воины были измотаны дорогой и битвами, а теперь еще и испытывали ужасное давление этого гибельного места. Но Каин приказал готовиться к восхождению. В его войске было много горцев, искусных в этом деле, и рассчитывал он в первую очередь на них. Самые опытные отправились вдоль подножия скал на поиски наиболее подходящего места, другие – к ближайшей роще на заготовку материала. Но едва работы начались, люди вдруг почувствовали тревожные признаки зловещей перемены, еще далекой и неясной, но надвигавшейся грозно и неотвратимо. Они, как по команде, прекратили работы и застыли, напрягая свои чувства, стараясь распознать угрозу. Воздух вдруг стал таким плотным, что сжал грудь, затрудняя дыхание. Он давил на уши, сильно глуша и искажая звуки. При этом он стал совершенно неподвижным, лишь временами начиная как-то странно дрожать, сам издавая что-то похожее на звук. Это неясное ощущение, очень неприятно отдававшееся в позвоночнике, пробирало все тело, пересчитывая каждую косточку. Но самым ужасным было то, что очень медленно, но бесспорно заметно стало меркнуть солнце. Оно стояло высоко в небе, но стало четко очерченным и красноватым, как на раннем закате, и светило словно сквозь полог из тонкого шелкового полотна. Каин вспомнил слова чужаков, и его охватило недоброе предчувствие. Он приказал трубачам подать сигнал сбора, сам же стал размышлять, что предпринять дальше. Однако мысли путались в голове и никак не могли собраться во что-нибудь стройное.

Тем временем воины, услышав призыв, оставили свои дела и поспешили к месту стоянки. И, едва все разошедшиеся подтянулись к лагерю, ко всеобщему изумлению, неизвестно откуда вновь появились чужаки. Их по-прежнему было четверо, но на этот раз в их движениях явно угадывалась спешка. Они прошли сквозь расступающуюся толпу воинов в середину лагеря, где находился Каин. Один из них, как и в прошлый раз, приблизился к нему и, к неописуемому удивлению всех, совершенно четко, на чистом языке каинов заговорил:

– Вы поступили благородно в стремлении спасти своих братьев. И никто не осудит вас за это безрассудство. Но вы уже не сможете спасти их, ибо они обречены и в скором времени обратятся в прах. То, о чем мы предупреждали вас, уже близко. Но у вас еще есть время для того, чтобы укрыться в каменном коридоре, по которому вы пришли. Мы призываем вас сделать это, именно из-за этого мы, вопреки смертельной опасности, пришли сюда. Эта опасность столь же велика для нас, как и для вас. Вы нужны вашему народу, а ваш народ нужен нам. Поэтому мы еще раз призываем вас уходить. Вы можете наблюдать за происходящим оттуда, столь большое расстояние ослабит опасность. Но твердо запомните одно: ни за что, даже мысленно, не произносите того, что вам очень захочется произнести. Это будет стоить вам огромных усилий, ибо это желание будет мучить вас болью до самых глубин, оно будет искушать вас неистовым вожделением, оно на это время станет самым заветным вашим желанием. Оно будет лишать вас разума, доводить до исступления и неистовства. Мы сами даже не знаем, что еще оно может сделать с вами. Но помните: если вы не устоите и произнесете это, вы навлечете на себя и всех остальных столь ужасную беду, что невозможно даже вообразить. Вы обречете себя и других либо на страшную смерть, либо на неописуемые страдания до конца дней. Если же вы выдержите, постарайтесь как следует запомнить то, что увидите здесь. А теперь – спешите, ибо дорого каждое мгновение! Помните о нас и знайте, что мы глубоко благодарны вам за те неоценимые услуги, которые вы нам оказали. Когда-нибудь мы вернемся, но сейчас мы должны покинуть вас, ибо нам больше нельзя оставаться здесь.

С этими словами чужаки сбросили с себя свою одежду. То, что предстало глазам каинов, было столь неожиданным, невероятным и ужасающим, что лишило их дара речи и сковало их движения. Два больших выпуклых глаза без зрачков располагались в верхних углах треугольной головы, нижний же заканчивался острыми, причудливо зазубренными сомкнутыми щипцами, слегка прикрытыми небольшой пластиной. Округлые и вытянутые глаза покрывала мелкая сетка, каждая ячейка которой имела свой цвет, отчего глаза радужно переливались даже в слабом свете меркнущего солнца. Два длинных уса, чуть выше глаз, торчали сначала вверх, затем, переломившись, загибались за голову. Шеи не было вовсе, однако голова была очень подвижной, легко поворачиваясь во все стороны. Длинное и узкое, сильно уплощенное тело соединялось с головой суставом где-то в затылке. Оно состояло из трех частей: длинные первая и третья соединялись через совсем короткую среднюю тоже очень подвижно. Заканчивалось все это подобием хвоста, значительно более толстым, чем само тело, но довольно коротким и заостренным на конце. Оно также состояло из нескольких частей, но соединенных почти неподвижно. Тонкие суставчатые ноги свободно сгибались в коленях как вперед, так и назад. Ступни состояли из цепочки мелких частей и с двумя сильно изогнутыми когтями на конце. Роль пятки же исполняли два острых шипа, упирающиеся в землю. Ноги выходили из тела на самой границе с хвостом. Руки были устроены так же, но выглядели очень причудливо, с сильно утолщенными предплечьями, и могли складываться так, что вообще переставали быть заметны. Кисти представляли собой также несколько подвижно соединенных частей, заканчиваясь двумя длинными, сильно изогнутыми и очень острыми когтями. Ноги и руки были снабжены большим количеством твердых шипов разной длины и формы, которые могли складываться и оттопыриваться. В середине тела имелась еще одна пара ног такого же устройства, но гораздо меньше. Они были прижаты к телу и, очевидно, не имели назначения ни рук, ни ног. Голени их были покрыты несколькими рядами выростов, напоминающих перья птицы, – состоящими из центрального стержня с густыми рядами жестких расплющенных волосков. Все тело покрывал твердый блестящий панцирь серовато-зеленого цвета с большими пятнами, отливающий металлом. Одним словом, перед оторопевшими каинами предстали гигантские насекомые, очень похожие на тех, что обитают среди степных трав, и в то же время сильно отличавшиеся от них. В их облике было что-то иное, необъяснимое, которое резко отличало их от всего живого, что люди видели до сих пор. Казалось, они пришли из земель, где все было каким-то другим: и солнце, и воздух, и все течение жизни. Будто неведомые творцы, пришедшие из тех мест, решив создать то же, что увидели здесь, сделали все это по-своему, как ремесленники, перенимающие опыт друг у друга, но не желающие сходства. Кроме того, в этих загадочных существах угадывалось кроющееся где-то в глубине, но несомненное сходство с людьми, несмотря на совершенное несходство в облике.