Вдруг из толпы выступил настоящий гигант. Ростом он был на две головы выше любого из воинов и был непомерно широк в плечах. Держался он, по сравнению с остальными существами, на удивление прямо, гораздо больше всех остальных походя на человека. На его огромных руках и ногах громоздились бесформенные, наводящие страх своей величиной мускулы. Чудовище приблизилось к Каину на расстояние менее десяти шагов и, воздев руки к небу, зарычало громовым голосом. Всем стало понятно, что оно вызывает его на поединок. Вместе с тем все были крайне удивлены, услышав это рычание, так как до этого ни одно из чудовищ, несмотря ни на что, даже на самые жестокие ранения, не издало ни звука. Голова гиганта была слегка приплюснутой, хотя имела широкий лоб, который сильно выдавался вперед, как бы опережая все остальное. Глаза сидели где-то в глубине под нависающими надбровными дугами. Нижняя челюсть была заметно сдвинута влево, и казалось, что верхняя – тоже. Скулы мощными желваками выпирали в стороны. То, что надо было назвать лицом, покрывала вздутая буграми кожа, скрывая и уродуя его черты. Шея имела одинаковую с головой толщину, и все это походило на торчащую из плеч каменную глыбу. Огромные руки с непривычно удлиненными предплечьями имели по пять пальцев, два из которых были ненормально длинными и толстыми, заканчиваясь грозными, похожими на наконечники стрел ногтями. Два последних, напротив, были гораздо меньше и, казалось, имели всего один сустав. Палец же, противостоящий ладони, был совсем уж непомерной толщины, но довольно коротким. Все это придавало рукам сходство с клешнями краба и говорило о недюжинной силе их хватки. Ноги были немного изогнуты колесом и коротковаты для общего роста, но, в общем, походили на человеческие. Однако ступни выглядели совершенно необычно: они были очень длинными – примерно в половину голени – и сильно расширялись к пальцам, которые едва торчали из них, заканчиваясь не то мощными ногтями, не то маленькими копытцами. Причем крайние были значительно больше средних. Вместо пятки же назад торчал большой и толстый шип, изогнутый подобно когтю. Вообще строение конечностей было таким, что казалось, будто существо больше передвигалось на всех четырех, чем на двух, в основном лазая по скалам. Огромное туловище выглядело довольно странно среди всей массы уродливых тел, никак не гармонируя с ними. От подмышек до пояса оно было ровным и гладким, словно туго обмотанным тканью, сильно сдавившей его и охватывавшей также плечи. Остальные же части выглядели обычно: вздутая больная кожа грязного цвета, покрытая рубцами и буграми, болталась тяжелыми складками на границе с перетянутой частью. Каин с большим интересом разглядывал своего противника. Он совсем не ощущал страха, он испытывал жгучее любопытство. Он пытался понять, что за существо стоит сейчас перед ним. Какое-то необъяснимое чувство где-то в его глубине властно настаивало на том, что он должен это сделать, если хочет называться человеком. Он скорее чувствовал, чем понимал, что появление здесь этих существ не было случайным, что оно является звеном цепи каких-то таинственных событий, происходящих в их землях. И что эти убогие создания, скорее, несчастные жертвы, чем кровожадные враги. И он вдруг почувствовал, что ему совсем не хочется убивать это чудовище. Что если ему все-таки придется это сделать, он будет горько сожалеть об этом.

Неожиданно глаза его уловили в облике противника нечто знакомое, всплывшее из уже далекой памяти. Она подсказывала ему, что подобное существо уже когда-то вот так же стояло перед ним, но выглядело как-то по-другому. Каин, усиленно напрягая ее, изо всех сил впился в существо глазами. И вдруг из памяти блеснул луч, заставивший его остолбенеть: тело чудовища стягивал панцирь темного воина! Он словно врос в тело, или разбухшая кожа наросла на него так, что он, казалось, был с нею одним целым. И судя по тому, как он врезался в тело, он не мог быть надет на него недавно и уж никак не подходил ему по размеру. Догадки мгновенно переполнили голову Каина, одна из которых, встав в полный рост рядом с чудовищем, заслонила собой все остальные: он понял, что то, что стояло сейчас перед ним, когда-то было человеком. Когда-то оно, возможно это же самое существо, вот так же стояло против него. Но тогда в его руках было оружие, в глазах сверкали разум и железная решимость, великолепно сложенное могучее тело дышало жизнью и волей к победе. Сейчас же оно было необъяснимым образом изуродовано, словно поражено неведомой ужасной болезнью, каждая складка воспаленной кожи словно бы источала смертное тление. Даже огромный рост и устрашающие мускулы, казалось, причиняли их обладателю лишь страдания, обременяя его непосильной тяжестью. А в громовом рычании вместо воли и решимости звучали тупая животная злоба и тоска обреченности. Казалось, оно вовсе не хотело победить в этом поединке, а желало только достойным образом избавиться от страданий, выносить которые у него уже не было сил.

Каин был потрясен, не в силах поднять меч на это убогое и несчастное, да к тому же безоружное существо. Выпустив из рук оружие, он подошел вплотную к гиганту и, рассчитывая на проблеск разума, спросил:

– Ты – человек?

При этом он даже не задумался о том, что существо может не понимать его языка. Однако разум существа либо был совершенно затуманен злобой, либо полностью угас. Чудовище, прорычав невнятную угрозу, бросилось на Каина и схватило его за руку своей громадной клешней, сдавив, словно расщеп дерева. Но Каин ни на мгновение не растерялся. Он молниеносно сообразил, что разум покинул несчастное существо и взывать к нему бесполезно, а нужно защищать свою жизнь. Опередив вторую железную лапу, он оперся другой рукой об ужасную конечность, державшую его, и, подпрыгнув, нанес удар обоими коленями в нависший над ним гигантский подбородок. Ошеломленное чудовище разжало свою мертвую хватку, выпустив руку Каина, который очень обрадовался, почувствовав, что она не сломана. Голова гиганта от удара откинулась далеко назад, но он благодаря своей неимоверной мощи устоял на ногах. Каин же, изгибаясь в неуловимых и немыслимых движениях, в одно мгновение обежал вокруг него, нанося ему молниеносные, почти неуследимые глазом и вместе с тем сокрушительные по силе удары руками и ногами. Гигант, ни разу при этом не колыхнувшись, замер будто в недоумении, затем, словно подкошенный, замертво рухнул на землю. Его не спас даже терзавший его все эти годы, но когда-то верно служивший ему панцирь. Стоявшая за его спиной толпа уродов замерла, едва заметно переминаясь и не решаясь на нападение.

Каин чувствовал себя опустошенным. Он задумчиво смотрел на поверженного гиганта, пытаясь понять, как здоровые и полные свежих сил молодые и статные мужчины, искусные и храбрые воины, жаждущие простора, славы, полнокровной жизни и бездонной любви, могли превратиться в этих ужасных и жалких, отвратительных и несчастных, обреченных на мучительную и уже недалекую смерть тварей. Какие немыслимые и жестокие силы могли вызвать это превращение? Какое кошмарное волшебство несло в себе облако света, опустившееся тогда на плоскогорье? Кем и за что на них было наслано ужасное проклятие по имени Йог-Сот-Тот? Каин окинул взглядом жуткое воинство, всем сердцем желая, чтобы в них не осталось ни капли разума и памяти. Чтобы они сейчас не могли осмыслить себя и свое существование, чтобы не могли помнить себя и свою жизнь в прошлом. Иначе всю безмерность их страданий просто невозможно себе представить, и лучше уж перебить их всех до одного. Каин содрогнулся, представив себя одним из них. Сколь невыносимыми должны быть воспоминания о великолепии самой обычной жизни в обычном облике с нормальным телом, руками, лицом, кожей, среди обычных нормальных людей, в окружении друзей и семьи. Сколь мучительным должно быть осознание того, что все это безвозвратно потеряно, что вместо всего этого тебе остается лишь убогое, полное страданий уродливое существование, облегчением которого может быть лишь смерть. И горьким было сознание того, что он ничем не может помочь этим несчастным, да они и не в состоянии принять какую-либо помощь. Единственное, что он мог для них сделать, – это оставить их, предоставив своей судьбе. Безнадежно вздохнув, Каин подобрал свое оружие и хотел было идти назад, как вдруг, подумав, вернулся к трупу своего противника. Желая облегчить его страдания хотя бы после смерти, он приставил острие меча к краю панциря и, с силой налегая на него, сделал глубокий надрез сверху донизу. Он проделал это несколько раз, затем вставил в надрез клинок и резко повернул его. Панцирь разорвался по всей длине, но от тела не отделился, будто прирос к нему. Каин попытался оторвать его, но то, что он увидел, заставило его зажмуриться и прекратить свои попытки. Кожа белесого трупного цвета тонкими, похожими на волосы выростами намертво вросшая в твердую кожу панциря, легко разорвалась и повисла клочками. Она была очень тонкой, словно пленка от внутренностей животных, и совсем непрочной, как пленка внутри яйца. Из разрыва вяло потекла мутная темная жидкость, совсем не похожая на кровь.