для нас уже ненастоящего! Что с того, что сам себя считает настоящим? Мы же знаем, что всё не так, как ему кажется.

Я возразил:

– Мы тоже знаем и видим, что он настоящий! Можно пощупать, а для нас это всё ещё главное доказательство. И вообще, как понимаю, чтобы оставаться счастливым, нужно заткнуться и просто жить. Потому что мы – человеки, а человек звучит гордо, как он сам решил и потому так о себе сказал, теперь это закон и кредо.

Из пространства в двух шагах впереди вышел Тартарин, сытый и бодрый, в блестящем костюме, даже длинные кудрявые волосы блестят, как расплавленное золото на солнце.

– Ого, – воскликнул он подчёркнуто ликующе, – и вы не спите?.. Разве вы не совы?

По старинке обменялись рукопожатиями, обычай из пещерных времен, а мы храним традиции, и Тартарин зашагал с нами рядом, гордый и напыщенный, всё-таки топаем на задних конечностях, как всегда ходили предки, хотя можем проломиться через пространство сразу в зал Храма Воскрешений.

Южанин покосился на него с иронией, буркнул:

– Какие совы? Теперь птеродактили или вообще чёрт-те что. Все обломилось в доме Смешанских. Кстати, давно не видел Ковалёва и Феликса. Да и Аян не показывается. Странно, что ты ещё ты. Хотя такие не меняются.

Тартарин сказал с подозрением:

– Ты на что намекиваешь?.. Что я круглый, как шины Мишелин?.. А насчет Ковалёва ещё мягко сказано. Он типичный сепулькист, а Феликс и Аян так, присепулькарчики. Потому отошли от движения уже давно, хотя не сообщили о выходе. Хотя их как раз жаль, умные и весёлые.

– Чересчур весёлые, – буркнул я. – Нельзя жить с вечным «гы-гы». Но умные, что странно. От «гы-гы» такие постепенно уходят, этих терять всегда жаль.

– А Шмидт? – напомнил Южанин. – Тоже давненько не показывался.

Тартарин отмахнулся.

– Он просто ленив, как сто бегемотов или даже как Южанин. Помню, наскучило играть в Архейдж-2, втихую передал акк голосовой помощнице Алисе, и та ещё год лупила мобов, собирала и продавала лут, что-то крафтила, даже кокетничала от его имени, пока не зашла слишком уж в виртуальном сексе, из-за чего были траблы с его женой… Второй Южанин! Я их постоянно путал, оба упитанные и розовые.

Южанин поморщился.

– Да не было траблов. Я хоть и не сразу, но сказал жене, что в Арх уже не баймлю. Арх, правда, пришлось удалить, но я и так уже год сидел в Эверквест-Нексте, так что это всё слухи, мой дорогой и злобный друг.

– Да? – сказал Тартарин с сомнением. – А то видел как-то ролик, где ты очень уж жарко с этой виртуальной помощницей… Но согласен-согласен. Это всё фейки, просто Алиса пыталась вас рассорить с женой. Она глаз на тебя давно положила.

Южанин буркнул:

– Я на неё тоже положил, только не глаз. Я реалист, дружище!.. И не даю этой дурной виртуальности влезать в мой мир. Ты как знаешь, а я не дамся!.. Мне хорошо, и не позволю.

– А жена?

Южанин ответил напыщенно:

– Будет стоять за спиной и молча подавать патроны!.. У нас только так, мы – подмосковные реднеки!

– Хуторяне, – уточнил Тартарин. – Вообще-то весь наш мир – большой хутор из крохотных, вроде нашего. На семь миллиардов морд!

Гавгамел, дотоле помалкивающий, проронил брезгливо:

– Что, сингуляров миллиард?..

Южанин чуть шевельнул толстой, как бревно, дланью, это значило, что энергично отмахнулся.

– Откуда?.. Я про наш мир. Народцу на планете, как ни странно, поубавилось. А эксперды уверяли, что наоборот!

Я придержал ступеньки, что уже начали было прогибаться под нашими подошвами, готовые почтительно понести нас троих к воротам зала, там приглашающе распахнулись слонопотамные ворота, открывая внутренности освещенного люстрами роскошного зала…

– Экспердам хорошо было при Тамонхаиме, – ответил я с неохотой. – Ты же помнишь, что было у нас, когда всё ускорилось…

– Мало не показалось, – согласился он.

Я сказал резко:

– Отставить треп. Всем укрепиться духом! Впереди неприятный разговор, а за ним совсем уж неприятное… действо.

Южанин посерьёзнел, заметно подтянулся, словно солдат перед генералом.

– Сделаем, – ответил он строгим голосом. – Да, снова лажанулись, но разве в прошлой жизни такого ни разу? Поднимались и снова в бой. А сейчас раскисли. Отвыкли планировать и предусматривать, слишком всё хорошо, а проблемы за нас решали дяди сингуляры.

– Не катастрофа, – сказал и Гавгамел негромко, – а так… предварительные попытки. У Маска всегда вначале взрывалось, все злорадно орали, а он всего лишь отрабатывал, как и что пойдёт дальше. И он пошёл, а оруны остались. Шеф?

Я очнулся, даже сейчас то дело возвращаюсь к разговору с Вандой, сказал громко:

– Хватит увиливать. К нашему светилу!..

В кои-то веки собрали волю в кулак, строгие и деловые, с Пушкиным разговор провели так, что комар носа не подточит, мы же видим его насквозь, знаем сильные и слабые стороны, поддакивали и соглашались, а когда Гавгамел сообщил, что повозка уже у крыльца, мы встали и выстроились, как почетный караул, по обе стороны у двери.

Он прошёл между нами с гордо вздернутой головой, Гавгамел подхватил увесистый баул с вещами, хотя поэты вроде бы путешествуют налегке, всё легенды, легенды, а мы почтительно вышли следом.

Как только его повозка выедет за ворота, сразу распахнется мир, в котором даже мы не заподозрили бы цифру, если бы не готовили её сами. И пусть дальше всё идет, как хотел бы Пушкин. Заслужил если не жизнью, то творчеством, а нам предстоит решить по-настоящему головоломную задачу: на каком шаге с этим воскрешением остановиться или хотя бы затормозить?

Насчет обустройства массы воскрешённых, как завещал Фёдоров, сейчас не хочется и думать, всё слишком не так просто, потому сперва нужно сесть и подумать. А потом ещё раз. Хватит, дров наломали гору, Воркуту две зимы отапливать можно.

Тартарин сказал мне шёпотом:

– Я ему подтёр насчёт того, что воскрешён в каком-то дальнем мире своих правнуков. Зачем травмировать хорошего человека, хоть он и поэт? Пусть едет в свой грёбаный Санкт-Питер, где всё родное и знакомое.

Я ответил тем же шепотом:

– Самовольно? Не посоветовавшись?

Он хмыкнул.

– Все согласны, хоть и помалкивают. Да и ты тоже. А теперь посмотри, даже у Южанина будто камень Сизифа сняли с плеч! А Пушкину одно безоблачное щасте. В Питере встретят фейерверками, он лесть и похвалу обожает. Пусть радуется. Мы тоже радуемся, хоть и не знаем, как наш мир устроен.

– Спроси у сингуляров, – предложил я.

Он трижды сплюнул через плечо.

– Нет уж, нет уж.

Гавгамел тоже проводил повозку долгим взглядом, а когда исчезла в двух шагах за воротами, словно