встретимся на судах, сделаем не один рейс в Арктику, когда станет он капитаном-наставником. Окажемся в одной фирме уже на берегу, после развала СССР. Не хочу сказать, что станем друзьями, но относиться друг к другу будем с уважением, до последнего его часа. Извинения он у меня попросит тогда, когда будет тяжело больным, объяснив, что в тот раз его здорово обидели в день рождения.

Александр Федорович Полковский, проживший долгую капитанскую жизнь, глядя на свое судно — пароход "Волочаевск", на котором он отработал двадцать пять лет, как-то сказал: — Я в свое судно влюбился с первого взгляда, как в женщину, и что бы мне ни говорили о нем, любовь с годами только крепнет. И успеху своему в жизни я во многом обязан ему, мы всегда понимали друг друга без слов, как и полагается при взаимной любви.

Для меня первым таким судном станет теплоход "Эльва", в который влюбился сразу же, как его увидел. Причем эта любовь была, видимо, настоящей и взаимной, поскольку всего за три года я прошел на нем путь от третьего штурмана до капитана. Эти три года для меня до сих пор остаются незабываемыми, подарившими мне много нужных знаний и приятных встреч, столь необходимых для моего становления, и во многом виновником этого оказался капитан Эдуард Болеславович Яхимович.

Менял я на "Эльве" своего сокурсника Вячеслава Егорова, уходившего на престижную в то время работу в "Союзвнештрансе", важной организации в СССР, отвечающую за отправку грузов за рубеж. Там он впоследствии сделает неплохую карьеру, а в девяностых годах поработает в Афганистане советником. Но в независимой Эстонии места не найдет в силу убеждений и характера, и сам покончит с жизнью, поняв, что она ему все же не удалась. Я знаю, что это так, потому что в последние дни его жизни часто встречался с ним. Он жил недалеко на даче один, и мы с женой нередко приглашали его к себе. Раздавленный неудачей на работе, непониманием в семье, одиночеством он покончил жизнь выстрелом из подаренного за проявленное мужество в Афганистане пистолета, еще раз подтвердив, что нередко сильные люди выбирают такой путь для себя, если не видят выхода из создавшегося положения.

Когда я принял у него дела, мы отправились к капитану в каюту — доложить о передаче дел. Тогда-то я впервые и увидел Яхимовича. Он сидел в небольшой, но уютной каюте вместе с красавицей женой, холеный, несколько вальяжный и вместе с тем собранный и строгий. Пригласив нас сесть, быстро, но внимательно прочел акт о передаче и, не поднимая глаз, задал вопрос Егорову: — Не передумали?

Егоров ответил твердо: — Нет.

— А жаль. — Капитан поднял глаза, вздохнул и перевел взгляд на меня.

— У вас есть ко мне вопросы?

Я ответил, как и мой предшественник. На лице капитана мелькнуло что-то похожее на разочарование, показалось, что его не удовлетворила краткость ответа, но через секунду я уловил в его глазах интерес ко мне.

— Ваш товарищ охарактеризовал мне вас. Утверждает, что вы были неплохим старшиной в училище, а как сложилась работа на судах?

Коротким ответом на этот вопрос не отделаться и я задумался. Выручила меня жена капитана:

— Эдуард, ты же все знаешь, — глядя на меня с улыбкой, произнесла она. — Сам Гусев за него ручается.

Видимо, он очень ценил ее мнение, и на этом наш разговор закончился.

Я вышел из каюты с двояким чувством. С одной стороны я увидел преуспевающего командира, молодого, красивого, уверенного в себе, такого, каким бы хотел видеть себя в этой роли. Но он показался мне слишком самоуверенным, каким бывают люди властные, эгоистичные, с излишним самолюбием. Да и Егоров держался в каюте капитана скованно. Это настораживало, еще одного капитана самодура я бы уже не пережил.

Первые дни работы и общение с экипажем подтвердили мои опасения, с выходом капитан при мне разнес в пух и прах старпома и второго штурмана, правда, без оскорблений и мата, но от души и на повышенных тонах. В мой адрес существенных замечаний высказано не было, только обращено внимание на подбор карт обязательно по его желанию, несколько отличавшегося от рекомендованного Правилами штурманской службы.

Надо сказать, что должность третьего штурмана на судах считалась первым этапом в постижении работы судоводителя, не столь ответственной, что было неверным, поскольку на него, самого молодого, выпадало много рутинной работы, для которой были нужны не только умение и терпение, но и расторопность. Он корректировал карты и пособия (вносил изменение навигационной обстановки, характеристики маяков и огней, вновь возникшие навигационные опасности и т. д.), рассчитывал и выдавал валютную часть зарплаты, составлял валютный бухгалтерский отчет, печатал судовые роли, заполнял таможенные декларации, оформлял отход судна в рейс и при этом нес навигационную вахту по 8 часов в сутки. Все это отнимало массу времени, которого постоянно не хватало. Притом многое приходилось делать нередко в условиях шторма, качки. Выполнение твоей работы другими штурманами было недопустимым, у них своих забот хватало, и единственное, чем они могли помочь, — советами, в которых очень нуждаются начинающие специалисты.

Вахту третьего штурмана с восьми утра до двенадцати дня и с восьми вечера до ноля часов называли пионерской или детской, хотя от вахт других штурманов она мало, чем отличалась. Так же тянуло в сон на вечерней, особенно зимой и в северных широтах, когда темнота наступала рано, так же приходилось до боли вглядываться в темноту и на экран радара, но было одно преимущество — капитан в это время не отдыхал и при вызове на мостик появлялся буквально за секунды. Это избавляло от излишних размышлений, ошибок и способствовало приобретению опыта по принятию правильного решения. Весьма благоприятным для молодого организма было то, что ночной сон не прерывался и, благодаря этому, в дневное время между вахтами можно было поработать не только над документами, но и "над собой". И пусть не удавалось посмотреть кинофильмы вместе со всеми после ужина, зато была возможность устроить адмиральский час после обеда, уделив время чтению или дневнику.

На "Эльве" все мне давалось легко, свою работу я выполнял без замечаний, что определило отношение ко мне со стороны капитана с первых дней. Судно совершало плавание в уже знакомые порты Скандинавии и Северного моря, и мне не составляло труда нести вахту уверенно, не вызывая капитана на мостик по пустякам, на что он сразу обратил внимание. Полученное доверие со стороны командиров способствовало росту моего авторитета в экипаже. И еще здесь судно свое