Весь следующий день просидела в покоях, как и было велено.

А ближе к вечеру, шустрая девчушка из обслуги принесла ей наряд, поклонившись оповестила, что нужно собираться и она поможет уложить Айе волосы. Куда собираться, горничная, к сожалению, не поведала. Сказала только, что это распоряжение Его Высочества. Не оставалось ничего другого, как послушаться.

Девушка кружилась над растерянной госпожой не меньше двух часов, что-то колдовала с ее волосами, вздыхала и причмокивала. Помогала надеть платье. Искренне впечатлялась таким чудесам, как тушь и помада, вызвав на лице Айе добрую улыбку. Не удержавшись, подарила служанке один из своих блесков для губ.

– О! Госпожа, спасибо! Это такой дорогой подарок! Мне все обзавидуются! – запричитала девушка, пряча необычный гостинец в кармане серого платья.

Закончив собирать странную даму с кучей ужасных шрамов, служанка одобрительно закивала. Поднесла подсвечник ближе к зеркалу. Айя уставилась на свое отражения, замерев немым изваянием.

Светлый, бежевый шелк струился по ее телу, обрисовывая тонкий силуэт. Заметно подчеркивал высокий живот и наливающуюся с каждой неделей грудь. Ласкал ее плечи, оставляя руки открытыми. Платье было с высокой талией, подвязывалось нежной лентой под грудью. Мягко ложилось приятной прохладой на кожу. Волосы, собранные на затылке в незамысловатый пучок, обрамляли ее лицо небрежно выбившимися, чуть завитыми прядями. Глаза горели лихорадочной нервозностью в обрамлении темных, накрашенных ресниц. Горничная, подойдя сзади, накинула девушке на плечи тонкое белоснежное кружево. Айя всунула руки в невесомые, но плотно обхватившие ее рукава, застегнула маленькую жемчужину пуговицы все там же – под грудью. Больше всего накидка напоминала длинный, прозрачный халат, весь сотканный из тончайших узоров, что струились вдоль ее тела искрящимся водопадом и спадали тонким шлейфом у ног в мягких белых туфельках. Так похожих на современные балетки.

Девушка смотрела на свое отражение и не могла припомнить, когда последний раз она так нравилась самой себе. Впервые за последние, бесконечно долгие месяцы.

Вздрогнула, оборачиваясь к двери и робко улыбнулась замершему в полоске света ассуру. Райан смотрел на нее так пристально и неотрывно, что Айе стало не по себе.

– Ступай, – коротко приказал он благоговейно склонившейся перед ним горничной и подошел к своей пленнице. Заставил повернуться обратно к зеркалу, зашуршал чем-то за ее спиной. Когда разгоряченной длительными приготовлениями кожи коснулся тонкий холод металла, Айя вздрогнула. В ложбинку ниже ключиц упал аккуратный камушек янтаря, подвешенный на золотую цепочку. Хищно блеснул цветом глаз мужчины, что возвышался над ней больше чем на две головы, застегивая на тонкой шее украшение.

– Красиво, – шепнула Айя, приласкав кулон указательным пальцем.

– Очень, – подтвердил Райан, глядя на ее отражение в высоком напольном зеркале, в свете пляшущих огоньков свечей.

Перехватив ее руку, и примостив на сгибе своего локтя, повел девушку к выходу. Ассур тоже был во всем бежевом и белом. Сверкал длинной серьгой в ухе и собранными в тугой хвост волосами. Пах чем-то свежим, мятным. Уже знакомым. Шагал по коридорам медленно, подстраиваясь под движения своей спутницы. Айю то и дело потряхивало от волнения, руки ее дрожали.

– Не волнуйся, – склонился к ее уху Райан, – все самое важное уже позади. Соглашения заключены, договоры подписаны. Остался лишь утомительные фестиваль притворства и лицемерия. Готова? – спросил он, чуть улыбнувшись, когда они оказались у экипажа.

Айя утвердительно кивнула.

Даже не представляя, насколько на самом деле она не готова…

У нарочито вычурного, кричаще помпезного – украшенного, как новогодняя елка дома их встретил вышколенный лакей. Проводил дорогих гостей в теплое нутро ярких помещений. В голове Айи яркой вспышкой возникло воспоминание, в котором она – жалкая чернавка, воровато подглядывает за прибывающими в имение господами, что кажется ей нисшедшими с небес божествами. И вот она теперь здесь, среди этих существ, в качестве той самой важной гостьи.

О как причудлива и насмешлива порой бывает судьба.

Все так же опираясь на руку Райана, Айя шла вслед за ровной спиной лакея. Затормозила, когда тот остановился у широкой, залитой светом лестницы, ведущей куда-то вниз.

Непозволительно громко прозвенел колокол, и лакей бесстрастно оповестил:

– Его Высочество средний принц Правящего Дома Юга и Южной Империи – Райан Амадей Третий и его дама – госпожа Айя.

Вокруг тут же повисла звенящая тишина, заложившая несчастной, вышеупомянутой госпоже уши. Ассур двинулся вперед, высоко задрав голову и нацепив на красивое лицо одну из своих обворожительных улыбок.

Внизу послышался гомон множества голосов, стук каблуков и лязг бокалов.

Едва они ступили на лестницу, как Айю ослепил яркий свет от гигантской люстры, украшенной кажется тысячами свечей. В нос ударила какофония всевозможных запахов. Табак, вино, сладкие духи и пот. Несчастная чувствовала на себе пристальные взгляды нескольких десятков пар глаза, страшилась оступиться на ступенях, крепче хватаясь за локоть Райана. Тот послушно напрягал руку, накрывал ее холодную ладонь своею, горячей и чуть влажной. Нервничал, не подавая виду.

И когда до каменного пола залы оставалась всего пара ступеней, Айя решилась поднять глаза и тут же осеклась, замерла. Дыхание ее оборвалось на полувдохе, спертое в грудной клетке, заточенное там серым пронзительным пламенем.

Нирхасс.

Ее невозможный, самый желанный мучитель стоял в отдалении, в тени широкой, белой колонны. Возвышался над всеми огромным ростом, чернотой волос и облачения. Был безупречен. Красив. Холоден. Лишь устремленный на нее взгляд пылал праведным гневом, дикой яростью и необъятной, почти осязаемой тоской. Ноздри его подрагивали, шея напряглась, брови недовольно сошлись к переносице.

Не сумела сдержать то ли вздоха, то ли всхлипа, заметив большой, кривой шрам, деливший надвое левую сторону его лица, рассекающий бровь и нижнее веко, спускающийся к самому покрытому легкой щетиной подбородку.

На Айю в ту же секунду обрушились все подавляемые месяцами разлуки чувства. Рухнули старательно возводимые укрепления. Дала трещину хлипкая решимость, под гнетом вырвавшихся эмоций. И первая слеза с того проклятого дня, в затхлой тесноте сторожки, прочертила одинокую дорожку на горячей девичьей щеке. Он имел над ней такую нерушимую, ни с чем несравнимую власть, что делалось страшно.

Серая сталь скользнула по ее лицу, дрогнула заметив каплю слезы. Мужчина вытянулся, становясь еще выше, еще мощнее. Опустился взглядом ниже, где у вздымающейся девичьей груди покоился подарок другого, сцепил до скрежета зубы, удерживая рвущегося наружу зверя. И еще ниже – туда, где легкая ткань обнимала ее округлый живот. Замер, жадно его рассматривая. Из груди девушки вырвался хриплый вздох, больше похожий на стон. А искорка внутри снова толкнулась, так отчетливо, впервые так сильно.