аукционах. В основном, акции предполагалось продавать за «живые» деньги с тридцатипроцентой льготой для сотрудников приватизируемых предприятий.

Эффективность такой схемы в Москве вызывала у Попова большие сомнения, и мы начали работать над альтернативным вариантом — для московского применения.

Лужков убедил, что нельзя Москву равнять с другими: главный капитал столицы — ее недвижимость и земля. Раздать «за так» — город останется без средств к существованию (напомню, в то время деньги в стране мало что значили, бал правил бартер). Конкретная опасность — возможность массовой переделки магазинов под офисы (тогда в Москве, как грибы, открывались новые компании и представительства, а помещений для них не хватало). Москва, особенно ее центральные районы, могла попросту остаться без магазинов. Нужно всюду учитывать столичную специфику.

Первым оселком должна была стать приватизация жилья.

К июлю проработка этой темы зашла в тупик, хотя обсуждалась давно.

Еще в июне 1989 года исполком Моссовета принял решение «О продаже гражданам квартир в личную собственность и оплате расходов на их содержание и ремонт». Предлагалось выкупать у города жилье по цене, назначенной оценочными комиссиями исполкомов, с возможной рассрочкой до 10 лет. Заведомый абсурд: не государство зарабатывало деньги, на которые построены квартиры, а люди и семьи. И заставлять их снова платить могла предложить только самая дремучая бюрократия.

Ровно через год, в июне 90-го, первый (и последний) демократический Моссовет принял по инициативе Попова решение «О передаче государственных квартир в собственность граждан». На добровольной основе и бесплатно. Но… в пределах социально гарантируемых норм и с соблюдением принципов социальной справедливости. А как это понимать?

Поначалу все казалось просто: давайте раздадим каждому по 18 квадратных метров плюс 12 квадратных метров на семью (таков существовавший в Москве норматив выделения жилья).

А остальные метры? А остальные — пусть выкупают. По какой цене? Н-да, вопросец. Ну ладно — по нормативной.

Какой такой нормативной? Ну вот мы учтем в каком районе — и установим цену.

А метро? А экология? А состояние дома?

И пошло-поехало. Мы вводили все новые коэффициенты, распространяя их, кстати, и на те самые 18+12 квадратных метров.

Потом пришли к пониманию, что усреднять нужно не метры, а стоимости жилья. Каждому — исходя из 18 квадратных метров (плюс 12 метров на семью) по 203 рубля за метр (такие тогда были цены!) — всего на 40 тысяч рублей. Но опять-таки — как же стоимость конкретных метров посчитать. Я предложил выпустить для этого квазиденьги, «жилищные деньги». Поначалу все согласились, но сразу поняли, что проблем с оценкой это не снимает.

Мы с каждым днем яснее понимали, что жонглирование коэффициентами (а практически на каждом новом совещании кто-нибудь обращал внимание, что забыли что-нибудь важное, и предлагал еще один коэффициент) превращает нас в параноиков. Отдать оценку на откуп специальным комиссиям — провоцировать поборы и взятки, которые станут неотъемлемой частью приватизации.

В конце концов, Попов принял решение: просто всем все раздать. У кого что есть, тот то и получит. Решение получилось быстрым, простым, эффективным и… несправедливым.

«Быстро» возобладало над «качественно». Вообще при принятии решений по приватизации очень часто повторялась мысль: главное — как можно быстрее создать класс собственников, ибо только он может стать надежной страховкой от возврата коммунистов к власти.

Но был, наверно, и еще один источник такого подхода: все-таки Попов сам тяжело расставался со своим относительно комфортным советским бытием. Потому у него часто проскальзывало непонимание, что заслуги перед СССР вовсе не обязательно должны идти «в зачет» при новой власти. Выходить из болота нужно так же вместе, как вместе в него и заходили. Потому и дворник, и профессор могли претендовать на одно и то же.

В восторге от такой приватизации — представители старой номенклатуры: партийной, советской, силовой, научной, творческой. Основная же масса, те, кто, собственно, и был демократическим движением, осталась где-то вблизи «средней температуры по больнице».

Обделенными стали вчерашние «лимитчики», работники промышленных и строительных предприятий, сферы услуг — то самое «молчаливое большинство».

Впрочем, в допущенной несправедливости есть один смягчающий ее момент: определенная корреляция между сроком проживания семьи в Москве и ее обобщенными жилищными условиями. Не всегда, но довольно часто, чем дольше жила семья в Москве, тем большей жилой площадью располагала.

Весьма болезненной стала тема репрессированных. К нам обращались сами репрессированные или их близкие родственники с упреком: мы ютимся в коммунальной квартире (в малогабаритной квартире), а наше бывшее жилье занимают ветераны-чекисты, которые и отправляли нас в лагеря. И крыть нечем. Часто, правда, жертвы (или их наследники) сами были палачами предыдущих владельцев[114]. Но мы так и не смогли найти верное решение.

Время от времени появлялись и занятные локальные задачи. В конце июня упразднили Совет Экономической Взаимопомощи — организацию, которая координировала экономическое взаимодействие СССР со странами «социалистического лагеря». Советский Союз из своего нефтяного кармана субсидировал их, а они изображали верность марксизму-ленинизму. Как только появилась возможность «побега» из этого лагеря, они таким шансом немедленно воспользовались. Выскочив из-под советского политического пресса, эти страны решили немедленно развернуть свои экономики на Запад, и СЭВ при таком выборе стал не нужен. Летом 1991-го, на 43-м году жизни, организацию распустили. Сотрудники секретариата СЭВ, руководящего органа, во главе с секретарем (высшим должностным лицом организации) Вячеславом Сычевым заявили претензию на сохранение за ними знаменитой «Книжки», здания на Новом Арбате, 36. Если учесть, что в состав комплекса входила и гостиница «Мир», небольшая группа ответственных товарищей на всю жизнь обеспечила бы себя, своих детей и внуков. Их мотивировка была проста: мы организация международная, следовательно, не подпадаем ни под юрисдикцию СССР, ни под юрисдикцию РСФСР. И уж тем более к Москве никакого отношения не имеем. По ходу дела выяснилось, что большая часть помещений уже сдана ушлыми сэвовскими работниками в субаренду по весьма мутным схемам. Попов рассвирепел и предъявил им ультиматум: либо комплекс передается на баланс Москвы, либо власти Москвы потребуют его снести, а счет за работу предъявят «наследничкам». Те дрогнули и отступили. Так к Москве отошел комплекс зданий, в котором разместились городские и коммерческие организации и с которым связаны некоторые драматические события осени 1993 года.

К тому же времени относится и попытка создания неподконтрольной Ельцину партии, способной стать значимым игроком на советской политической сцене и выражать интересы реформистских сил в КПСС. Инициатор, Попов, хотел подвигнуть Горбачёва на окончательный разрыв с консерваторами, доминировавшими в аппарате КПСС, чтобы президент СССР, став политически сильным и независимым, был противовесом Ельцину.

На совещании с участием Николая Травкина, Алексанра Руцкого, бывших членов Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева и Эдуарда Шеварднадзе, экс-членов ЦК КПСС Аркадия Вольского и Вадима Бакатина разговор шел о том, что «Демократическая Россия» уже не способна ни на