ему победу не одержать. К тому же Руцкой — человек в политике слабый, беспомощный, следовательно — не опасный. И президент СССР, и первый президент России в своих «вице-» ошиблись, в чем потом очень раскаивались.

Удивил и Попов. Он в это время регулярно возвращался к идее коалиции демократов с аппаратом, в каковой за демократами должно было оставаться стратегическое руководство, целеполагание и контроль. Поэтому вроде бы само собой разумелось, что естественно подбирать вице-мэра, исходя из того, что он мог бы стать преемником Попова. И кандидат готовый имелся — Сергей Станкевич. Молодой, умный, энергичный, популярный.

Дело прошлое, но тогда я и про себя думал: «А Савостьянов-то чем плох?».

Но Попов выбрал Лужкова. И тоже без совета Ельцина не обошлось.

Так, «под ковром», без открытого обсуждения с депутатами от «Демократической России», с активом, «вожди» приняли решения, суть которых проста: демократическое движение полезно им для действий по принципу «подай, принеси, организуй митинг». Это нужно было принять и смириться. По крайней мере, до лучших времен, когда над нами не будет висеть логика холодной гражданской войны: «или-или». Нужно, забыв об обидах, включаться в предвыборную кампанию и компенсировать свое унижение причастностью к приближению не вполне своего триумфа.

Предвыборные встречи мы использовали не только для собирания голосов, но и для налаживания мостиков и мосточков с теми, чье знакомство могло оказаться полезным в будущих столкновениях. Я, в частности, провел встречи с руководством внутренних войск, которыми командовал Юрий Шаталин, и Главного штаба военно-морского флота (начальник — Константин Макаров). Сопровождал Попова во время его поездки в Таманскую дивизию, где нас встречал Владимир Топоров, исполнявший обязанности командующего войсками Московского военного округа. Не то чтобы встречи завершались заверениями в дружбе (хотя обещания строительства жилья для военнослужащих Московского гарнизона проходили на ура), но снимались взаимные настороженность и недоверие, и в будущем при необходимости (она наступила скоро) появлялась возможность позвонить, встретиться, поговорить как знакомым людям. Внес посильный вклад в «массовую агитацию и пропаганду», опубликовав ряд статей, причем старался избегать лобовой агитации. Название одной из них, в газете «Вечерняя Москва», — «Кого выберем, то и выберем», кажется наиболее удачным и показательным.

На фоне предвыборной кампании «наверху» происходили действия, которые тогда вызывали большой интерес, но так ничем и не завершились: началась подготовка к заключению нового[97] Союзного договора девятью[98] республиками плюс Горбачёвым уже чуть ли не в личном качестве. Называлось — Ново-Огаревский процесс, по загородной президентской резиденции. Горбачёв хотел таким образом окоротить агрессивную консервативную оппозицию в КПСС[99], а «товарищи по партии» то пытались отстранить его и ввести в СССР чрезвычайное положение, то, испугавшись встречного демарша Горбачёва, пригрозившего уходом из генсеков, бежали к нему с воплями «лама савахфани»[100] — просьбами не оставлять их. Складывались и распадались альянсы, целью которых было не то чтобы заручиться поддержкой Горбачёва, но главное — не дать противникам заполучить его в свой лагерь. Вожди девяти республик использовали ситуацию для своих внутриполитических целей: брать на себя ответственность за развал СССР никто из них не хотел, отдавать Горбачёва правым — тоже. Все они понимали, что ослабленный и изолированный Горбачёв выгоднее какого-нибудь нового агрессивного лидера.

Под конец сбора подписей в поддержку Ельцина и Попова в здании «Демократической России» в Старомонетном переулке произошел взрыв, наполовину его разрушивший. К счастью, незадолго до него наши активисты со значительной долей собранных подписей приехали к нам на Тверскую. Звонок о взрыве очень напугал: не было уверенности, что в здании никого не осталось. К счастью, все обошлось[101].

В мае учредили КГБ РСФСР и Конституционный Суд РСФСР. Помню, как в коридоре Белого дома ко мне обратился молодой и стройный депутат Сергей Степашин, рассказавший о перипетиях борьбы за создание КГБ РСФСР и возможных его руководителях. Претендентов было двое — сам Сергей и кадровый сотрудник КГБ Виктор Иваненко. И ведь не шелохнулось, да и не могло даже шелохнуться, тогда в душе подозрение, что речь идет о событии, которое ко мне непосредственно относится. Поинтересовался, велики ли штаты. Оказалось — 14 человек. Ну, думаю, бутафория. Что ее обсуждать. Если все сложится в нашу пользу, не о таком комитете нужно думать.

К концу мая предвыборная ситуация стала вполне понятной. Сомнений в победе Ельцина и Попова практически не осталось. Это сказалось на работе IV Съезда России. Противники Ельцина начали «переодеваться в прыжке», противодействие ему резко ослабло, что позволило принять важные для будущего решения.

В то время стало уже рутиной внесение в Конституцию РСФСР очередных изменений едва ли не каждым Съездом народных депутатов. Я шутил, что пора издавать еженедельник «Конституционные новости». IV съезд внес в Конституцию главы и статьи о Президенте и Вице-президенте РСФСР, о Совете Министров РСФСР, о Конституционном Суде и Верховном Арбитражном Суде. Из названий республик в составе РСФСР исключили понятие «автономная» — в связи с попытками Горбачёва использовать автономии для подрыва позиций Ельцина. Взамен они стали «республиками в составе РСФСР».

Для московских властей принципиально важными стали три решения:

● перевод Москвы в юрисдикцию РСФСР;

● Конституция теперь предусматривала специальный закон, определяющий статус столицы РСФСР, структуру и компетенцию органов власти и управления г. Москвы;

● в Конституции закреплялся статус местных исполнительных органов власти не как исполнительных комитетов местных Советов, а как администраций, этим Советам подотчетных, но не подчиняющихся. Это большая победа на пути к «десоветизации» России, о необходимости которой давно говорил и которой так упорно добивался Попов. Соответственно, легко представить гнев противостоящих ему депутатов Моссовета.

В эти же дни я начал готовить первый набросок новой структуры управления Москвой. Основная идея заключалась в том, чтобы выделить две параллельные команды:

а) ответственную за текущее хозяйственное управление городом — правительство Москвы;

б) ответственную за разработку стратегии городских реформ и контроль их осуществления — департамент мэра.

Модель соответствовала логике переходного периода: правительство будет тяготеть к неторопливому уточнению существующих практик, но не к коренной ломке жизни города, которая неизбежна в свете предстоящих в России изменений. Правда, суть их была по-прежнему не очевидна. В ответ на утвержденную III Съездом РСФСР радикальную экономическую программу в духе известных «500 дней» союзный премьер Павлов выступил со своей, более консервативной программой.

Попов, в принципе, с такой структурой согласился, внес свои замечания и передал в Мосгорисполком на доработку.

Тут началось наше с Лужковым перетягивание каната. Опытный Лужков настаивал на том, что правительство — орган коллегиальный и на него возлагается коллективная ответственность за принимаемые решения. Я, в свою очередь, добивался включения положения о персональной ответственности членов правительства.

После того как бумаги раза три полетали между вторым и пятым этажами — моим и лужковским кабинетами, — Попов устроил нам «очную ставку». Теоретически ему