воздействие на них соответствующих районных советов.

5. Представительным органом власти Москвы становится муниципальный совет. В Моссовете каждого десятого депутата переводят в муниципальный совет. (Это реализовать не удалось. Понимая, что разгон Моссовета может раньше или позже стать прецедентом для разгона Верховного Совета, в ВС эту часть московской реформы заблокировали.)

Когда мы определили границы округов (основные автомагистрали и железные дороги, Москва-река), граница Центрального округа оказалась близка к границам Москвы 80-летней давности. История и география, как видим, строго нами руководят.

В последующие годы в эти документы внесли значительные изменения, но общая логика управления, заложенная в них, выдержала проверку временем. Параллельно шло согласование документов в Верховном Совете РСФСР, где наши наработки приводил в юридически божеский вид Сергей Шахрай — в ту пору председатель комитета ВС по законодательству. Узнав, что надвигается заслушивание подготовленных предложений в Моссовете, Шахрай, к моему удивлению, выразил намерение в них поучаствовать. Многие на его месте предпочли бы «уйти в тину». Обсуждение в Моссовете прошло шумно, но было заметно, что большинство уже поняло: Моссовет превратится в представительный орган с ограниченными, хотя и важнейшими полномочиями. Или же и вовсе будет замещен новым органом представительной власти. Разумеется, депутаты Моссовета, профессиональные обличители «диктатуры Попова», испытывали к нам далеко не лучшие чувства. Справедливости ради нужно сказать, что в потоках хулы, обрушивавшихся на нас, нет-нет да и мелькали разумные и полезные критические замечания. По логике борьбы они немедленно отбрасывались, но на следующий день, когда эмоции остывали, к рассмотрению этих замечаний мы возвращались. Иногда приходилось разъяснять депутатам вещи элементарные. «Создавая новые органы власти, префектуры, вы нарушаете Конституцию!» — кричали мне. Отвечал: «Префектуры — не органы власти, а органы управления. Такие же, как отраслевые министерства. Только территориальные».

Новый председатель Моссовета Николай Гончар сумел в конце концов довести заседания до вразумительного завершения. Думал, что после этого мы быстро завершим работу. Но вдруг почувствовал, что Хасбулатов начинает ее притормаживать. Не то, чтобы глухой блок, но…

Подумал, что он держит паузу в связи с приближающимися выборами нового Председателя Верховного Совета РСФСР — взамен Ельцина. Но Попов оценил ситуацию по-иному. «Руслан начинает свою игру», — сказал он с усмешкой.

У Хасбулатова и вправду были свои резоны для обид. На V внеочередном съезде, после инаугурации Ельцина, развернулась схватка за пост его сменщика. Демократы не поддержали Хасбулатова[113]. Он не только не был избран Председателем ВС, но и отстал от главного конкурента, представителя новой политической волны (организационно — коммунистической, идейно — национал-империалистической) Сергея Бабурина. Тот, правда, не набрал требуемого абсолютного большинства голосов и на V Съезде Председатель ВС так и не был избран.

«Руслан, — говорил Попов, — настоящий кавказский человек. Он абсолютно предан своему начальнику. А Ельцина он считал своим начальником и всегда был ему предан. И ожидает такой же абсолютной преданности от тех, кого считает своими подчиненными, от депутатов. Он не простит этого унижения». — Так и случилось.

Пакет основных документов об административной реформе в Москве утвердили в августе — сентябре. Но борьба Моссовета с мэрией не прекратилась и стала одной из причин кризиса, связанного с первой попыткой Попова уйти в отставку. Об этом — в следующих главах.

Другая большая проблема, которой пришлось заниматься в недолгие два месяца руководства департаментом мэра, — приватизация жилья. Летом 1991 года именно приватизация и Союзный договор стали главными политическими темами.

Союзный договор меня, признаюсь, мало интересовал. Был абсолютно уверен, что уход республик не остановить. Бесконечные компромиссы с Горбачёвым, по-прежнему преданным социалистической идее, приведут к торможению и неизбежному краху реформ.

Другое дело — приватизация. Наряду с демократией это краеугольный камень всех наших представлений о достойном будущем. Я написал об этом еще в своем «Наказе представителям ИПКОН» перед выборами депутатов Съезда СССР от Академии наук. Как идея это было очевидно, и в Восточной Европе примеры уже появились. Но как пройти этот «путь назад» в стране, где частная собственность была «заметена под ковер» на 74 года?

Мы много обсуждали этот вопрос в своем кругу и не могли прийти к единому мнению. Были четыре основных пункта расхождений во взглядах:

● приватизация платная или приватизация бесплатная (простая раздача или продажа за деньги);

● приватизация по справедливости (всем примерно поровну) или приватизация для эффективности (с перспективой быстрейшей концентрации капитала);

● приватизация «для своих» или открытая внешнему миру;

● приватизация в Москве — по общим правилам или наособицу.

У каждого подхода свои достоинства и недостатки.

Платная (возмездная) — аукционная или конкурсная — приватизация, как и приватизация с быстрой концентрацией капитала в руках руководителей предприятий и вообще сильных мира, привлекательна тем, что не только позволяла найти общей (значит — ничьей) собственности хозяина, но и обеспечивала эффективное управление, привлечение сколько-нибудь существенных инвестиций. Но платой за быстрый разбор бывшей «общей» собственности узким кругом лиц (номенклатуры, наиболее предприимчивых людей, бандитов) должна была стать… их неуверенность в завтрашнем дне. При смене власти или ее курса все лукаво присвоенное может быть так же легко у них изъято. Отсюда стремление вывозить капитал за рубеж и не заботиться об инвестировании в развитие легко доставшейся собственности. И согласится ли российский народ признать такую раздачу справедливой и необратимой?

Наоборот, бесплатная и равномерная раздача собственности не порождала немедленного недовольства. Но… когда важнейшие решения принимаются хуралом множества собственников, эффективное управление предприятиями невозможно. Инвестиций они не привлекут, а без денег нет и модернизации. Тут, как показал опыт введенных Горбачёвым выборов руководителей предприятий, либо профанация — либо управленческий ступор. До тех пор, пока все равно не образуется слой основных владельцев-акционеров.

Где-то посередине была версия с передачей предприятий (в первую очередь общественного питания и коммунально-бытовых) трудовым коллективам. Вроде бы поровну. Но как быть с военными, госслужащими и другими? Мои коллеги по КГБ потом говорили: «Тогда дайте нам приватизировать пистолеты и “корочки” (служебные удостоверения) — и мы в накладе не будем». Фактически так оно спустя много лет и случилось. Да и недолго трудовые коллективы были хозяевами — все перешло к директорам или к бандитам.

И, наконец, допуск к приватизации иностранцев. Оптимальный вариант — только при этом возможно быстрое привлечение новых технологий и денег. Но он неизбежно даст политическим кликушам аргумент: «Родину, гады, врагам продаете!» С другой стороны, если раздавать собственность только своим, они все равно постараются продать ее иностранцам, положив деньги уже в собственный карман.

Понятно, что в конце концов этот выбор будет делать лично Ельцин. Но то — в России. В Москве же выбор предстояло сделать Попову, с учетом городской специфики.

В России склонялись к смешанному варианту: открытие именных приватизационных счетов, на которые предполагалось зачислить «приватизационные деньги» (всем поровну) для использования только на приватизационных