Я думала про все это, но говорить не могла. Он молчал, пока я рыдала.

«Алло? – сказала я. – Ты здесь?»

Слезы замерзали у меня на щеках. Низким и сухим голосом он сказал: «Тебе 19 лет. Тебе нельзя так долго быть одной».

«Я, – сказала я ему. – Что? Я не одна. Я с парнем».

Джейкоб объяснил, что нормальные 19-летние девушки не отправляются в путешествие на шесть месяцев в одиночку. Они должны общаться со своими сокурсниками. Они еще дети.

Я не знала, что сказать. Его заботы казались неуместными. Я, конечно же, была среди людей. Я была одной из тесного сообщества дикарей. Нас поддерживали «ангелы тропы». Я была одной в связке. Я жила своей жизнью – это в школе я была одинока. Здесь же наконец у меня появилась надежда.

«Нет, я имею в виду, – сказала я. – Я живу». Я не знала, как объяснить, что у меня появились более близкие знакомства в этой дикой природе, чем в Ньютоне. «Я иду с людьми, – сказала я. – Они очень хорошие».

Он прервал меня: «Все это – эгоизм». Он объяснил, что путешествие в одиночку посреди ничего – бесцельно: «Это никому не помогает. То, что делает папа, как юрист, помогает людям. Игра в мяч развлекает людей, и я чувствую себя частью чего-то большого. Бейсбол приносит удовольствие болельщикам. Я в команде с другими, мы взаимодействуем, я учусь быть командным игроком. Быть все время одному в лесу ничего не дает».

Я ничего не ответила. Я заметила, что внутри палатки мелькал свет от головной лампы Ледяной Шапки.

Мороз обжигал легкие. Новые слезы замерзли поверх следов старых. «Эгоизм, – повторила я. – В одиночку, – сказала я. – Ты считаешь, что я очень одинока?»

На самом деле я была одна всего три ночи на всем пути. Всего три. Все другие ночи я спала с Ледяной Шапкой. Фактически я была одна недостаточно долго.

Мне нужен был разумный совет Джейкоба – стоит ли мне безрадостно идти с Ледяной Шапкой, или же начать путь одной и без карты? Мне нужна была его мудрость, как большого брата. Но вместо этого он пропускал мимо ушей все, что я говорила о проблемах с Даниэлем, и принижал значение моего путешествия. Он не мог понять, а я не могла заставить его понять.

Мгновение он холодно молчал, как и я, а затем предложил мне отправиться в Индию с его подругой. Она будет там вести некую важную гуманитарную работу вместе с персоналом по оказанию помощи. Это придаст смысл моим летним каникулам.

Я сказала ему, что должна вернуться к своему парню – моему парню: «Я никогда не бываю одна». Я отключила телефон и забралась обратно в палатку. Я хотела сказать: «Это важная работа. Это важная работа. Это важно», – но я не могла подобрать слов, чтобы объяснить – почему.

Когда я вернулась в палатку, Ледяная Шапка меня не поцеловал. Мы не обнимались. Я пыталась объяснить себе, что понимаю, что все между нами кончено. Я должна с этим покончить. Независимо от снежной угрозы. А из-за нее. Я должна это сделать одна. Завтра я это сделаю.

6 июня, Крэбтри Мэдоу, попытка подняться на гору Уитни, Высокая Сьерра, 766-я миля

В одно холодное утро, когда мои кроссовки задеревенели от мороза, мы с Ледяной Шапкой собрали вещи и пошли, трясясь от холода. Холодный ветер до боли колол мои скрюченные руки. В горле чувствовался жар. Нам в этот день нужно было подняться на гору Уитни, самый высокий из более низких сорока восьми пиков. Для этого нужно было отклониться от ТТХ и пройти лишних 17 миль, но это того стоило, как все говорили. Ледяная Шапка был уверен, что мы сможем подняться на вершину. Я теряла уверенность в себе. Отсюда гора Уитни казалась недосягаемой.

Мы планировали оставить свое снаряжение в палатке, там, где мы делали стоянку прошлой ночью, и устремиться к вершине с минимальным грузом, чтобы ускорить подъем. Мы посильнее воткнули стойки в замерзшую землю, потуже затянули шнуры полотен, перевязали узлы, а затем затолкали все наши вещи в палатку, чтобы они были в безопасности. Мы все перепроверили, чтобы убедиться, что наша палатка прочно закреплена на случай снега и ветра. С ледорубами, прикрепленными к легким мешковатым рюкзакам, мы покинули свое укрытие и пищу, надеясь, что до темноты сможем взойти на вершину и вернуться, не потеряв горную тропу на обратном пути.

Мы отправились вверх к далекой вершине. Я пробиралась по снежной пыли глубиной в один фут, сухой снег проникал сквозь сетку моих кроссовок, Ледяная Шапка шел следом. Я попробовала пошевелить пальцами ноги, но не могла. Они онемели. Снежное покрывало, окутывавшее контуры гор, сверкало. Над нами синело чистое небо – это был подходящий день для восхождения. Ледяная Шапка шел быстро, он обогнал меня, и расстояние между нами увеличилось. Два, три, пять изгибов тропы впереди меня; он превратился в тающую точку.

Я думала только об опасности своего положения. Я напрягала мысли, вспоминая рассказы первопроходцев и песни из альбома «Кровь на дорогах». В кроссовках и костюме из спандекса я пересекала снежные поля, покрытые ледяной коркой, некоторые были настолько круты, что поскользнуться там было бы смертельно опасно – три тысячи футов обрывались резко вниз к острым камням. Мой ледоруб все еще был на рюкзаке. Я не пользовалась им, потому что этого хотел Ледяная Шапка.

«Пользуйся ледорубом», – кричал мне Ледяная Шапка снизу вверх, опять и опять, его голос отражался слабым эхо. Я не отвечала. «Пользуйся. Своим. Ледорубом», – он, видимо, считал, что я его не слышу.

«Мне он не нужен, – шептала я в ответ, в пустоту. – Я держусь. Я держусь. Отвали».

Он выкрикивал что-то непонятное, громко, но я не отвечала. Я просто пробиралась дальше, вонзая ноги в ледяную корку, в снег, похожий на крошки торта, и глубоко дышала. Я била ногами по снежным склонам над спусками в бездну. Не останавливаясь. Не пользуясь ледорубом.

Среди низких туч на вершине появилась хижина. Я побежала, снег доходил мне до колен, и я быстрее вытаскивала из него ноги. Передо мной раскрылся новый мир – ослепительно-белый и огромный. Я свалилась на камень на иссеченной ветром вершине рядом с Ледяной Шапкой. Он внимательно смотрел вдаль.

Он был в ярости. Я не пользовалась ледорубом. Я не отвечала, вела себя неразумно, как идиотка. Он сказал, что ему было страшно смотреть на меня. «Если кто-то поскользнется на склоне и сломает ногу… а у нее есть ледоруб, но она им не пользуется… мне надо дважды будет подумать… – говорил он мне, не глядя на меня, – рисковать ли для ее спасения».

Я не просила его рисковать своей жизнью. Я не хотела, чтобы он спасал меня. «Я держалась», – сказала я. Я согнула ноги и стояла нагнувшись. Я смотрела на величественную картину, на наши глубокие следы на склоне – это были две отчетливые тропинки. Я набросила рюкзак с прикрепленным к нему ледорубом. Черт с этим. Черт с ним. Я начала спускаться.

Я спускалась там, где карабкалась вверх, втыкая пятки в твердый снег, бежала и скользила по склону горы. Ледяная Шапка был все время позади. Он за мной следил. Кто он был такой, черт побери, чтобы говорить, что я упаду. Он не был моим отцом. Я находилась впереди, намного ниже его, когда услышала, как Ледяная Шапка крикнул мне вниз: «Дикий Ребенок, подожди!»