«Ну что, готова?» – спросил Ледяная Шапка.

«Да, – сказала я. – Только я куплю в магазине еще „Джолли Ранчерс“.»

«Тратить на это время. На конфеты? – раздраженно спросил Ледяная Шапка. – Мы не должны тратить на это время, а то стемнеет». Сплошные бледные облака, бурые по краям, лежали низко и были похожи на грозовые тучи. За весь переход по пустыне дождь лил только два раза.

Мы вышли из Кеннеди Медоус и пошли по песчаным горам, которые сменились редким сосновым лесом. Постепенно деревья становились толще, а тропа шла по гранитным камням. Мы направлялись туда, где не было чудес на тропе, только снежные вершины на участке длиной 200 миль.

Мы поднялись в высокие белые горы, напряженные и молчаливые. Было 1 июня. Я снова подумала о том, как сильно один месяц изменяет это место среди высоких вершин: можно было идти не торопясь и спать у ручья в черной тени вечнозеленых деревьев, а можно затеряться в снежной метели.

К концу дня свет пропал. Небо было, словно серебристый мех, мрачное, как тень. Снег представлял опасность, но мы почти сразу столкнулись еще с одной угрозой. Мои волосы стали легкими от статического электричества. Мы входили в грозовую бурю.

Мы решили остановиться и встать лагерем. Я установила палатку, пока Ледяная Шапка разводил костер. Воздух был заряжен. Небо еще не разразилось снегом. Ледяная Шапка сидел в молочном воздухе, снизу его освещали оранжевые языки костра. Он был изнурен. Порыв ветра раздул костер, высветив снизу нос Ледяной Шапки и его скулы над впалыми щеками. Я подумала: Ледяная Шапка ненавидит ветер. Я усмехнулась. Воздух был морозным; я видела, как при дыхании изо рта у меня шел пар, как дым.

В ту ночь в нашей новой палатке, когда я снова ответила ему отказом, он перевернулся на бок, его изогнутая спина касалась меня. Его тонкий позвоночник казался враждебнее каменных хребтов, которые нас окружали. Через тонкую ткань его спального мешка я стала считать его позвонки: косточка, косточка, косточка, косточка – и заснула.

4 июня, Южная Сьерра, 731-я миля

На следующий день первые лучи солнца осветили утренний туман и проникли через скрюченные деревья. Их силуэты переплетались на фоне тусклого неба. Я вышла в серо-белое утро, под ногами хрустела земля, покрывшаяся ледяной коркой. Ледяная Шапка пошел за мной.

В ушах у меня звенело; от отсутствия звуков болела голова. На земле начал скапливаться снег. В белом воздухе я не замечала, как он идет. Каждую милю деревья становились тоньше. Все было сковано морозом, блестящего снега становилось больше. Вскоре мы почувствовали запах горящих сосен. В 50 ярдах от тропы мы заметили горящий лагерный костер, который светился янтарным цветом через серые ивы. Рядом расположились три путника, суетившиеся возле костра. Мы поднялись по горе, чтобы встретиться с ними.

Никого из этих путешественников я раньше не встречала, однако имена всех мне были знакомы. Один мужчина, Тонкий, не был «дальноходом»; он пропустил первые 500 миль по пустыне и встал на тропу в Хайкертауне. Он был крупным и очень шумным. Два других, Гречка и Шайба, вели себя тихо и скромно. Гречка весь дрожал, его губы были белыми, как воск.

Я сказала ему, что он выглядит замерзшим.

Он усмехнулся и кивнул: «Да. Мы можем здесь погибнуть».

Я склонилась к нему. Мне показалось, я не расслышала: «Мы погибнем?»

«Да, можем. Похоже, снег не прекратится, – сказал он. Он говорил так тихо, что меня это раздражало, и я все еще сомневалась, что правильно понимала его. – Думаю, что ночью наметет пять футов снега». Он расписал мне, каково это – идти через поле по нос в снегу: «Вы сожжете все калории, которые несете с собой, пройдя лишь десять миль».

Я не обращала на него внимания. Я спросила Ледяную Шапку, согрелся ли он.

Ледяная Шапка что-то пробормотал, но я не разобрала.

Я чувствовала холод и раздражение, хотелось уйти от этой странной новой группы. Но мы не могли продолжать идти без сна и тепла в этом снегопаде; мы почти ничего не видели сквозь опускающиеся хлопья снега. Мы сойдем с тропы и заблудимся. В поисках обратной дороги нам придется много есть, у нас закончатся продукты, и мы исполним предсказание Гречки. Мы решили, что нам надо остаться. Мы с Ледяной Шапкой извинились. Дрожа, с трясущимися руками, мы проползли 15 футов по блестящей снежной пыли и установили палатку. Мы сделали стоянку досрочно, пройдя лишь девять миль.

Я свернулась в своем спальном мешке в палатке и посмотрела на Ледяную Шапку; он был другим. Он сказал, что я выглядела очень славно, когда мне было холодно.

«Ты выглядишь старше», – сказала я. Он действительно так выглядел, когда его лицо затвердело от холода.

Он высвободил руки из спального мешка и обнял меня. Он расстегнул мой мешок. Он прижал обе холодные руки к моим голым бедрам и сжал их. Мне было холодно. Я знала, что ему нужен был секс.

Я смотрела на оливково-зеленое защитное полотно от дождя, слышала, как по нему стучали мерзлые хлопья снега. Я наклонилась к нему и погладила его холодные мягкие волосы, его шею. Она тоже была холодная. Я посмотрела в его светлые глаза и сказала: «Послушай, давай сегодня просто целоваться».

Он отодвинулся и натянул на себя спальный мешок, до конца застегнув молнию изнутри, упаковывая себя. Он повернулся изогнутой спиной ко мне, как дикий кот, как в предыдущую ночь. Он сказал: «Я вообще-то не любитель целоваться. Я ненавижу это. Я это делаю только потому, что ты всегда этого хочешь».

«Ты ненавидишь целоваться», – сказала я. Это не было вопросом. Я даже не была удивлена. Он был холоден, а у меня не возникало желания. Я не могла это терпеть, для меня это было невозможно. Я подумала обо всем, что ненавидит Ледяная Шапка – пляжи, и ветер, и отдых, и поцелуи. Так много всего, что любила я. Я любила больше вещей, чем он.

Я подумала о своем брате Джейкобе. Может быть, он бы понял меня. Когда я была ребенком, на пять лет младше его, неуверенным и беззащитным, я часто спрашивала себя: «Как бы поступил Джейкоб? Что бы он сказал? Что бы он сделал?» Его советы всегда оказывались полезными.

Я завернулась во всю одежду, которая у меня была, – молния, молния поверх другой молнии – и выползла на пушистый от снега свет. Я говорила с Джейкобом лишь один раз после того, как вышла на тропу. У него не было возможности связаться со мной. А я ему не звонила. Но он мне сейчас был нужен больше, чем когда-либо.

Я набрала номер брата, и он взял трубку.

«Джейкоб? Как у тебя дела?» – я хотела, чтобы Джейкоб мне ответил, рассказал, что мне делать, и у меня все будет в порядке. Я не видела безопасного пути без Ледяной Шапки. Но и с ним я не видела безопасного пути.

Брат ответил: «Дебби?» – и я сразу заплакала. Мне было страшно. Я увязла. Знакомый хриплый голос Джейкоба заставил меня почувствовать свое катастрофическое одиночество.

Я хотела рассказать ему, что иду вместе с парнем, о том, как нам пришлось остановиться, как я по глупости купила двухместную палатку и впустила его к себе, как я застряла с ним. По меньшей мере на 240 снежных вязких миль. Миль, которые я хотела бы пройти одна. Как я, наконец-то, подошла к Хребту Света, вошла в земли Мьюра, но не могла оставаться одна. Я не могла даже наслаждаться этим.