«Это ты? Это ты сделала?»

А кто по-твоему? Фея-крестная?

«Не надо больше».

А что такое? Плакать хочется? Да? Как в детстве? А разве тебе не нравится вспоминать свое детство? Мне вот нравится. Давай-ка и ты со мной.

Снова щипок, только на спине, чуть выше пояса. Миша подскочил.

«Черт! Хватит, отвали».

Как думаешь, весело тебе будет в твоей мягкой комнате, а? Весело? О! Еще как весело. А знаешь, я ведь только начала. И у меня еще очень много идей.

«Хватит! Хватит!»

Хватит, да не хватит.

– Хва-а-а-атит!!! – заорал он во все горло.

Ему ответил лай собаки. Близко, очень близко.

Миша озирался по сторонам. Они рядом. Они скоро будут здесь.

Они тебя услышали. Дроны, собаки, полицейские — все направляются к тебе. Так что ты уж готовься. А знаешь, что я тебе скажу? Может, тебе это понравится. Как ты относишься к смертной казни? А?

«У нас ее отменили».

Официально – да. А ты думал о том, что смертную казнь могут произвести на месте? Так сказать, мимо кассы. Когда убийца особенно жесток, содержать его в камерах, кормя с денег налогоплательщиков, не очень-то выгодно. Ха-ха. Слышал про Володю из Воронежа? Убит при задержании, оказал вооруженное сопротивление, пострадавших среди полицейских нет. Он с удовольствием бы сдался, да он так и сделал. Вот только полицейские подумали, покумекали и поняли, что содержать Володю накладно. Они назвали его гнидой и пристрелили. Организовали все так, будто он пытался сопротивляться и сбежать. Как думаешь, насколько это сложно? Пристрелить тебя, сунуть в руку какой-нибудь ствол и сказать, что кое-как тебя догнали, но на угрозы ты не реагировал. Думаешь, что-то разбирался? Кто-то защищал мертвого маньяка? Хрена с два. А что сейчас? Полицейские скажут — совсем невменяемый сукин сын, что даже от пуль убегал. Убегал, да не убежал. Так что приготовь кишечник, сыночек, сейчас тебе придется расслабиться. Навсегда. А та-а-а-а-ам, за ширмой, угадай, кто тебя ждет? Кто скучал по тебе? Тот, кто умеет щипать.

У Миши волосы встали дыбом. Если она права, то его ждет вечность в аду, вечность с его сумасшедшей мамкой. А это хуже, чем жариться на сковородке.

– Они не убьют меня, сука, – прошептал он.

Еще какая сука. Но вот ты – мертвец.

«Нет, не убьют. Не убьют. У нас так не поступают. Это все неправда».

Но он поднялся и поплелся дальше.

Уже не убежишь. Уже не скроешься. Они рядом.

Лай собаки стал повторяться каждые несколько секунд. Затем он донесся слева, потом справа.

Они окружили тебя, дружочек. Окружили бегемота, окружили идиота.

«Заткнись».

Скоро, скоро!

«Хватит! Куда бежать? Куда бежать, где река?»

Ты не успеешь. А с чего ты вдруг опять захотел жить? С чего это тебе захотелось умирать на помойке, а не тут, в лесу, быстро и безболезненно, от выстрела в голову?

«Заткнись! Заткнись! Заткнись и скажи, куда идти! Куда? Мать твою!»

Сам заткнись. Поганый рот.

«Мама, да скажи ты уже».

Скажу, если мы договоримся.

«Что ты хочешь? Быстрее скажи и направь уже меня к реке».

Обещай мне, что не остановишься. Будешь и дальше убивать. Обещай мне это, и я скажу, куда тебе идти.

«Что?»

Ты слышал.

«Убивать? Но зачем?»

Расскажу тебе, но только ты присядь, а то слушать долго. Устанешь стоять. Присядь поудобнее.

«Мне не до этого».

Ну и мне тоже. Либо соглашайся, либо иди в зад.

Лай собаки. Лай отовсюду.

Они говорят по рации. Тебе крышка. Они рядом. У них автоматы. Сказали стрелять на поражение. Никому ты живой не нужен.

«Я согласен, согласен! Буду убивать. Куда мне идти? Куда?»

Он задыхался. Оглядывался по сторонам. Он совсем потерялся, забыл, куда шел, не понимал, откуда доносился лай.

У тебя только один шанс. Повернись направо. Еще. Еще. Вот, иди туда. Прямо. Да, мимо кустов дикой малины, обходи их. Давай торопись. Как я тебе помогу, если ты не шевелишься? Давай. Вперед. Видишь вон те… Стой! Остановись! Не наступай. Тут недалеко тропинка. А в этой траве замаскирован капкан. В этих окрестностях несколько капканов. В той деревне, Пылаево, живет один дед. Ему кажется, что каждую ночь к нему в огород залезает медведь, жрет его ягоды и топчет его грядки. Дед решил поймать медведя. Расставил везде свои капканы. Месяц назад в его ловушку попал какой-то походник. Повезло парню – он был не один, его спасли. Но если ты попадешься, то тебя вряд ли будут лечить. Ты и целый-то никому не нужен. Так. Покружи тут вокруг. Сорви лоскут с футболки. Да, видишь, как легко. Теперь брось сюда. Отлично. Спасибо деду Ерохе. Знал бы он, кто лазит в его огород, дальше трех домов не пришлось бы идти. Вот старый дурак. Хрен с ним. Все. Сделал дело, беги смело. Беги вперед. А потом метров через двести поверни налево, обежим кружок небольшой. Надо собрать все капканы. Впереди еще два как минимум.

Он бежал. Каждое дерево становилось преградой. Он то видел, то не видел. Бам, дерево, бам, кусты, и он оказывался на земле. Он снова поднимался и бежал. Но бег теперь его походил на попытки пьяного станцевать на катящемся с горы сноуборде.

Сзади послышался собачий визг и человеческие крики.

«Мама, сколько их там? Кто попался?»

Два мужика, один пес. Пес ткнулся мордой в капкан.

«Пес… Как он?»

Ему хана, сынок. Крышка, капут. Так что радуйся.

Но Мише было не до радости. Он даже и не думал о том, для кого он ставил ловушку. Он не думал о собаке и о том, что кому-то причинит вред. Он делал то, что говорила мама. Слепо подчинялся. Как марионетка. Она говорила, он делал. Когда он начинал ей перечить, что-то его беспокоило, что-то заставляло усомниться в правильности своего протеста, и он снова подчинялся ее воле. Черт, когда же это кончится?

Он трусил дальше. Выбросил все из головы. Если будешь думать и дальше о том, что ты кому-то приносишь вред, – сойдешь с ума. Каждый приносит кому-то вред. Тля – растениям, пауки – мухам. А ты – людям и собакам. Смирись. Это природа. Да, погиб пес. Может, и вовсе не погиб? Может, мамка врет?

Но она не врала. Пес действительно угодил в капкан, хоть и был осторожен, но он так был возбужден погоней, увлекся и, наткнувшись на лоскут, подхватил его зубами, чтобы передать своему хозяину. Жаль. А такой хороший был пес. Умный.

«Марк».

Да, Марк. И что теперь? Плакать по нему будешь? Плачь сколько влезет. Но ты знаешь, что ты должен был. Иначе – смерть, иначе прямиком сюда, под крыло матушки. Да?