– Этой ночью, – отрубил Верный. – Сделаем упреждающий шаг! Закрепимся.

Никониэль прогрохотал:

– Разве не умеем захватывать крепости врага? Думаю, тюрьму охраняют не лучше, чем кочевники охраняли свою сторожевую башню!

Верный видел, какой свирепой радостью осветились измученные лица его соратников, как начали выпрямляться уже согнутые спины, а пальцы то и дело сжимаются, словно уже жадно хватают рукояти мечей и топоров.

Лишь только на миг мелькнуло сомнение, не слишком ли, но злость и азарт вытеснили все прочие мысли.

– Никониэль, – велел он, – собирай ударный отряд. Но так, чтобы никто посторонний не заметил.

Никониэль ухмыльнулся.

– Мы как на войне, посторонних в лагерь не пускаем. А гелоны все как родные братья. Сейчас будут готовы!

Херберт сказал трезвым голосом:

– Тюрьма хоть и на краю города, но хорошо охраняется и вся на виду. Не хотелось бы начинать войну…

Никониэль бухнул так же тяжеловесно:

– Какую войну? Забыл, как мы ночью захватили башню великого хана всего впятером?..

Херберт подумал, вздохнул.

– Тюрьма не башня, там целая крепость… И смотровые вышки по краям. Четыре каменных башни!.. Одну захватим, заметят на остальных, поднимут тревогу, увидят во всем городе…

Никониэль посмотрел на него в недоумении:

– А что, у нас не хватит умельцев, что захватят все четыре без всякого шума?..

Верный сказал веско:

– Я сам выстрою отряды и намечу им цели. Вожди кланов горят жаждой мести! Пусть покажут, осталась ли у них честь и отвага.

Ютланд и Мелизенда неторопливо ужинали при свете звезд, в сторонке слышится хруст перемалываемых челюстями Алаца веточек, хорт лег у костра и прикинулся, что спит, но Мелизенда все-таки вздрагивала чуточку, когда внезапно распахивал глаза, в черноте багровые глаза вспыхивали зловещим огнем пожаров, тут же снова опускал веки, она с сильно бьющимся сердцем слышала его уютное похрапывание.

В то же время четыре отряда гелонов неслышно подбирались к четырем сторожевым башням главной тюрьмы, куда заключают самых-самых опасных преступников.

На вершине каждой башни горит по светильнику, укрытому от ветра, но когда умельцы, соблюдая все меры предосторожности и демонстрируя высочайшее умение, медленно взобрались на самый верх, с разочарованием обнаружили только на одной стражника, да и тот бесстыдно спал, держа в руке фляжку с вином.

Прикончив его без жалости, подали сигнал своим, затаившимся внизу, те сразу же ринулись на штурм ворот, стараясь проделать это без шума.

Трое самых ловких перебрались тайно через высокую стену, открыли ворота, и гелоны ворвались, распаленные яростью и жаждой мщения.

Схватка с отрядом охраны была похожа, как если бы стая коршунов ринулась на голубей, но все закончилось настолько быстро, что рассвирепевшие воины даже не успели насытиться сражением, потому просто изрубили даже тех, кто поспешно бросил оружие и поднял руки.

Когда гигант Никониэль, не утруждая себя поисками ключей на поясах убитых надсмотрщиков, вышиб дверь в общий коридор, где по обе стороны тесные каменные камеры, его отряд ринулся за ним, где так же в ярости и под ликующие крики заключенных выламывали металлические прутья решеток и вытаскивали соратников.

В отличие от остальных заключенных пленные гелоны оказались еще и с добавочными цепями на руках и ногах, а трое вовсе прикованными в распятом виде к стенам.

Верный закричал в гневе:

– Кто-нибудь из охраны уцелел?

– Если нашел укромную нору, – ответил Херберт.

– Отыскать и зарубить на глазах у всех, – велел Верный страшным голосом. – Мы еще не расплатились за наше унижение!

Никониэль спросил с азартом:

– Почему не пойти на столицу прямо сейчас?.. Захватим за одну ночь! У них же нет армии!.. А городская стража просто разбежится.

Верный покачал головой.

– И вступим в войну со всей Славией?.. Нельзя. Они не враги, а просто дураки, забывшие, что мы кровная родня.

– Дураков учат с оружием в руках!

– Но не тогда, – ответил Верный невесело, – когда одурачен целый народ. Мертвых уже не переучишь… Сейчас вооружим всех освобожденных, вообще теперь надо быть наготове. Когда утром начнем с великим князем переговоры, мы должны выказывать силу и решимость отстаивать свои права до конца. Мы пришли на свои земли! И пусть погибнем все в бою, но и земля мусагетов опустеет, а сам народ исчезнет с лица земли.

Никониэль прогрохотал тяжелым голосом:

– Да будет так.

– Мы не отступим, – подтвердил Херберт.

– Нам отступать некуда, – подытожил Аквилонс. – Будем сражаться.

Мелизенда заползла Ютланду под руку, голову осторожно опустила ему на плечо, а он лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к тому, что творится в его теле, когда тепло от ее прикосновения вошло в него и начало заполнять ощущением счастья и покоя от ушей до кончиков ногтей на ногах.

Выждав чуть, он осторожно накрыл ладонью ее худенькое плечико, удивился, какое холодное, а откуда же это странное тепло, другой рукой дотянулся кончиками пальцев до небрежно сброшенного рядом плаща и накрыл ее, заботливо подоткнув снизу и с боков, как ему самому делали в его детстве.

Мелизенда, как ни храбрится и старается не выказывать усталости, но тут же заснула, пару раз плямкнула, словно щенок, лакающий молочко из блюдечка, и засопела сладко и счастливо.

Он некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине. Далеко со стороны главных городских ворот донесся шелест вроде бы скрытного передвижения массы мужчин, какие-то непонятки, все же решится утром на переговорах с великим князем Гостославом, нужно собраться с мыслями и припомнить все, что говорил для таких случаев дядя Рокош…

Перед глазами начали появляться некие образы, все четче и четче, он ощутил, что засыпает, погружается в сон, хотя все еще чувствует свое тело здесь, под дубом, но душа уже уходит в новый причудливый мир…

Некоторое время еще находился здесь и там, затем пошел через странный и жутковатый, но чем-то знакомый и даже родной мир с низким черным небом из камня, словно над головой целый горный хребет.

Во все стороны протянулась черная земля с огненными ручьями и даже реками, под ногами почва подрагивает, далекий гул, из реки с ревом взметываются длинные языки пламени и с силой расшибаются о каменное небо, а оттуда с ядовитым шипением и грохотом падают раскаленные камни и сыплется огненный дождь.

Свод в гигантском зале поддерживают всего четыре массивные колонны, даже не колонны, а четверо мускулистых гигантов из красного камня.