Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поинтересовался хищно:
– Какую из сторон желаешь перебить, принцесса?
Она дернулась.
– Это у тебя такие… шуточки?
– Ты же сказала «помочь», – напомнил он, – а самая простая и понятная помощь – уничтожить одну из сторон… а если вообще перебить всех, совсем никаких споров!
Все молчали и невольно пригибали головы, в голосе этого мрачного юноши чувствуется исполинская мощь, словно страшная туча надвинулась вплотную, гроза вот-вот разразится и заполыхают под ударами молний дома.
– Нет, – сказала она решительно, – ты должен найти решение, что хоть и не устроит ни одну из сторон полностью, но обе пойдут на равные уступки!.. И этот объединившийся народ станет вдвое сильнее и богаче.
Ютланд повернулся к великому князю.
– Хорошо! Я приглашу на встречу Верного и глав племен его народа. И выработаете какой-то обязывающий всех договор.
Алац развернулся и с грохотом копыт понес их в сторону выхода из города.
Через час вожди кланов собрались в шатре Верного и с недоверием выслушивали Ютланда. Мелизенда изо всех сил помалкивала, хотя страстно хотелось вмешаться и научить всех, что надо говорить, как поступать и как вообще жить на свете.
Никониэль, почти не слушая, ходил вдоль стенки шатра, сопел, ворчал, несколько раз ударил себя кулаком в растопыренную ладонь.
– Мы в состоянии разбить их в бою, – сказал он мощно. – Пусть их набежит хоть в десять раз больше, но мы все – армия! А что у них?
– У них, – согласился Херберт, – только городская стража, способная ловить разве что карманников!
Аквилонс, один из вождей, сказал быстро:
– Если твои люди готовы, то мы вас поддержим. Это унизительно, как они к нам отнеслись!
Ютланд промолчал, на Мелизенду бросил предостерегающий взгляд, и она послушно захлопнула ротик.
Херберт сказал настороженно:
– В чем поддержишь?
Аквилонс объяснил путано:
– А в чем надо!.. Мы привыкли к свободе, пусть она и не совсем свобода, но все-таки свобода. Нам нужна наша свобода, самая правильная свобода!.. А то куда это все не так?.. Это несправедливо и неправильно…
Верный бросил взгляд на Ютланда, тот молчит, и Верный прогрохотал тяжелым хрипловатым голосом, сурово и в то же время вроде бы очень рассудительно:
– Перво-наперво нужно освободить своих соратников. Мы еще не забыли, что их стража захватила в первые же дни, когда мы только вошли в этот город! Это сейчас мы готовы дать отпор, а тогда мы пришли, измученные дальней дорогой, совсем не ожидавшие, что нас встретят враждебно…
Херберт хлопнул себя ладонью по лбу.
– А наш военный вождь прав! Хоть и военный, но прав. Мы про своих людей, брошенных в тюрьму, почти забыли, а это те, с которыми мы стояли в боях и сражениях рядом с оружием в руках!
Верный возразил:
– Не забыли, но была надежда, что удастся договориться, что их выпустят… Однако, похоже, власти только усиливают нажим. Придется показать зубы! Мы не хотим этого, но если придется…
Ютланд прервал:
– Погоди, не накаляй себя. Мы собрались, чтобы договориться о ваших условиях. Минимальных! За которые отступать уже не будете. А дальше торг. Первое условие, от которого не отступите, – выпустить всех ваших заключенных. Это обязательное условие. Если великий князь не соглашается, торг можно не продолжать.
Мелизенда сказала звонким голосом:
– Лучше назвать его переговорами о вечном мире. Я знаю, очень важно, как это подано для народа. Но не забывайте, что все обязательства, которые примете на себя, нужно будет выполнять всеми вашими людьми, а не только подписавшими договор! Иначе какой мир?
Верный бросил в ее сторону недовольный взгляд.
– А почему бы местным не принять наши законы?
– Потому что у них уже есть законы, – отпарировала она. – Те законы они сами приняли, сообразуясь со своей жизнью! А вашу жизнь они не знают. Вы еще должны доказывать, что можете жить мирно и без постоянных драк.
Херберт поднялся, стукнул ладонью по столу.
– Тихо! Прости, Верный, но я гелон и мусагет разом, так как родился и жил здесь, но много странствовал и воевал с тобой бок о бок, а еще ты моя кровная родня. Я понимаю гелонов, но знаю и мусагетов. Их жизнь отличается, потому им не навязать ваши законы. А их законы не устраивают вас. Нужно как-то состыковать, принять за основу те, которые одинаковы! Если не примем, начнется война, что обрадует только врагов, что придут и добьют уцелевших, кем бы они ни были, а земли заберут.
Ютланд поднялся, взглянул на Мелизенду, и она подчеркнуто послушно, пусть все видят, поспешно встала вслед за своим повелителем.
– Договаривайтесь, – сказал Ютланд. – Хоть всю ночь! А на рассвете будем у великого князя. Думаю, он тоже понимает, что, если согласия достигнуть не получится, вспыхнет война, а она погубит обе стороны.
Верный спросил с сомнением:
– А если не договоримся? У меня мало веры как в великого князя, так и его советников…
Ютланд развел руками.
– Тогда захватывайте хоть тюрьму, хоть все эти земли. Война – это продолжение спора. Разговор с нее никогда не начинают, но заканчивают часто.
Мелизенда покорно и с опущенными глазками вышла следом, подчеркивая власть Ютланда, а когда отошли к Алацу, шепнула торопливо:
– Ты молодец.
Он спросил с подозрением:
– Чего вдруг?
Она уточнила:
– Я хотела сказать, твой дядя Рокош молодец. Ты говорил и держался как умудренный жизнью вождь. Он натаскал тебя здорово.
Он сказал польщенно:
– Спасибо.
– Но говорил уже ты, а не твой дядя, – напомнила она. – Хоть он и стоял за твоими плечами, но видела его только я. И слушали тебя, Ютланд! Это я знаю насчет дяди, а они думают, что это ты такой умный. Ладно-ладно, не сердись! Я тоже не вся такая умная, хотя и замечательная, при необходимости говорю заученными рассуждениями моих наставников, и все думают, что это я такая мудрая… или не думают?
Он вспрыгнул на Алаца, протянул ей руку.
– Неужели есть такие, что такое думают? Стоит только посмотреть на твою глупо-красивую мордочку…
Она вспикнула, ударившись о его твердую, как скала, грудь, поерзала, устраиваясь поудобнее, чувствуя, как его твердые мышцы принимают удобную ей форму.
– Но все-таки красивую?
– Очень, – подтвердил он. – Даже не верится, что смогла столько умностей запомнить и повторить, ничего особенно не перепутав, как ученая ворона. Хотя сороки тоже так умеют. И грачи.