Вошел чопорный слуга, важный и величественный, в обеих руках перед собой широкая стеклянная посудина, где красочно расположились ягоды черники, малины, ежевики, чего-то оранжевого, желтого, бесшумно поставил на свободную часть стола и так же молча удалился, ступая в женских туфлях на мягкой подошве.

Ягоды расположены с таким расчетом, чтобы две ягоды черники или ежевики не соприкасались, между ними обязательно малина или что-то еще красное, алое, оранжевое, даже жрать это произведение искусства как-то неловко, но из Альбрехта такой же ценитель прекрасного, как из меня таксидермист.

Он перехватил мой взгляд.

– Отведайте, мой лорд. Меня вчера угостили, сразу пристрастился.

Я покачал головой.

– Спасибо. Голубики бы поел, на остальное не тянет…

Он кивнул, сказал в пространство:

– Голубики.

Я посмотрел с любопытством.

– И как, получается?.. Очень полезное заклятие, скажу вам.

– Да, – согласился он, – только у меня все проще, я же герцог, а не император…

Дверь отворилась, вошла молодая чуть полноватая женщина в крестьянской одежде, опрятная и чистенькая, в руках плетеная корзинка.

Молча, как и лакей, поставила ее передо мной, улыбнулась.

В корзинке горка голубики, на удивление крупной и сочной. Я взял достаточно лениво одну, другую, потом разохотился и бросил в пасть целую горсть.

Она наблюдала с материнской улыбкой, всем нравится, когда существо ест, но перехватила взгляд Альбрехта, поклонилась и поспешно вышла.

– Хорошо устраиваетесь, – заметил я. – Насколько я заметил, здесь все слуги мужчины?

– Это не служанка, – пояснил он. – Из деревни привезли грибы и ягоды, вот я и распорядился доставить пару корзин ягод прямо сюда.

– Обживаетесь, – сказал я, – а вот мне никак не удается. Хотя пришлось пройти путь от оруженосца до императора, так что прежнего дурака, каким я был в начале пути, осталось совсем немного, но все-таки…

– Но осталось?

Я поморщился.

– Рудименты, как вон шерсть на руках. Главное, я старательно учился рулить, сперва на отдельно взятом мелком хозяйстве провинциального феодала, даже феодальчика или феодаленка, а потом все выше и выше…

Он сказал почтительно:

– Уже некуда.

– Точно?

– А что выше императора? – спросил он.

– Императорствовать тоже могу, – сообщил я самоуверенно. – Но то, с чем столкнулись вот сейчас, ни в какие ворота… И такие вызовы, если честно, я не мог и представить.

– А что еще? – спросил он. – Вы властелин!.. Властелин мира. У вас нет соперников. Достойных соперников.

Я огрызнулся.

– Это и пугает до икоты. Раньше у меня была простая и понятная цель: победить врага! Или противника, неважно. Красивая и благородная, достойная короля и рыцаря. А потом, дескать, когда всех победю, тогда и…

– Ну-ну?

– Вот и прошло время этого «и», – отрезал я сердито. – Никогда не чувствовал себя таким беспомощным! Говорят же, коня к ручью может привести и ребенок, но заставить пить не смогут и сто мужчин.

Он подумал, предложил:

– А зачем заставлять? Захотят пить – напьются.

– А как заставить жить лучше? – спросил я. – Достойнее?.. Не жить на халяву с безусловным доходом на душу населения, что гарантируют Высшие Маги, а работать, работать, работать!

Он молча смотрел, как я создал две чаши с вином, взял одну и медленно отхлебывал, взгляд стал отстраненный и задумчивый.

– А какой сумасшедший захочет работать… когда можно не работать?

– Такие найдутся, – ответил я, – но их единицы, вы правы, дорогой друг. А нужно заставить работать все общество.

Он отставил чашу и взглянул на меня строго и прямо.

– Сэр Ричард, это опасно.

– Что именно?

– Уничтожение Высших Магов, – ответил он просто. – Это вы задумали?.. Будет хаос.

Я покачал головой.

– К счастью, я уже не настолько прям и бесхитростен. Понимаю, такое геройство подорвет основу общества. А нового ничего предложить не можем. Вроде бы уже созрел… а ничего умного в череп не лезет.

– А неумное?

– Дури во мне и так полно, – сообщил я честно. – Всю жизнь шел к этой цели… хотя, правду говоря, большей частью неосознанно, просто выживал, а потом плыл по течению, но вот последний рубеж… когда вся моя сила бессильна!

В дверь заглянули, часовой из коридора сказал просительно:

– Сэр Ричард, по всему городу начинается подготовка к празднованию вашей победы… Главный Архитектор интересуется, позволено ли будет установить памятники вам как Победителю во всех населенных пунктах или только в главных?

Я буркнул:

– Позволяю.

Он перепросил:

– Везде или только в городах?

Альбрехт посмотрел в мою сторону несколько странно, я пояснил:

– Везде и во всех, но не сейчас.

– Сэр Ричард?

– Лет через пятьдесят, – пояснил я. – Чтобы полностью было осознано величие моего подвига. За это время героев, лично побивавших филигонов, увеличится раз в сто, а я вырасту, надеюсь, до чего-то вообще непонятного…

Часовой запнулся, Альбрехт же заулыбался, сказал значительным голосом:

– А в памятниках будет позволена та художественная вольность, которая сейчас покажется чрезмерной. Ну там плечи пошире, взгляд орлиный, в одной руке горло дракона, в другой что-то еще…

– Сиськи, – сказал часовой мечтательно.

Я нахмурился, Альбрехт сказал покровительственно:

– Там же художники, разве не важнее простор фантазии, чем унылая правда? Так и передай.

Дверь захлопнулась, но тут же в коридоре послышались тяжелые шаги группы человек, и по грохоту нетрудно догадаться, что идут не придворные императора, а закованные в сталь могучие воины северных королевств.

Альбрехт сказал громко, не дожидаясь стука в дверь:

– Впустить!

Часовой все же заглянул, дождался кивка еще и от меня и отступил, пропуская в кабинет Растера, Митчелла и Гастона Келляве, чем-то очень недовольного и хмурого.

Растер довольно заулыбался.

– Сэр Ричард, тоже здесь? А мы хотели сперва к вам, а потом решили, пусть спит, он же молодой, по бабам еще не набегался, а они здесь такие мягкие, хоть ребра и жесткие…

– То не ребра, – пояснил Митчелл, – то корсеты. Сэр Альбрехт, мы пришли к вам, но раз уж здесь сэр Ричард, разрешите обратиться к нему?