Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хельмут.
Должен ли я так прямо и сказать?
Анна.
Да, скажи ему... Пусть уйдет -
Хельмут.
Ты плачешь, говоря это!
Анна.
Про мои слезы тебе следует умолчать.
Хельмут.
Но почему, скажи?!
Анна.
Пусть вообразит, будто я его оскорбила... И, разозлившись, возненавидев меня, уйдет с мыслью, что я - красивый, но холодный камень.
Хельмут.
Что ты делаешь!
Анна.
Иди!
Хельмут.
Я хочу все же поклясться ему, что в словах моих нет лжи. (Уходит.)
Анна.
Сегодня печальный день... Я готова поверить, что все эти долгие недели он обдумывал свой приход ко мне... Тьфу! Он, может быть, решил, что больше не в силах выносить самого себя.
Разве я зверь? Я просто требую от мужа таких качеств, чтобы мне не пришлось рядом с ним изнемогать от неутоленных желаний. (Она плачет. Через некоторое время Хельмут возвращается.)
Теперь он ушел?
Xельмут.
Нет, остался. Я едва удержал его, чтобы он, вопреки моей воле, не ворвался к тебе.
Анна.
Он не хочет уходить?
Хельмут.
С таким ответом - нет.
Анна.
А с другим?
Хельмут.
Этого я не знаю... У него есть права на тебя, сказал он.
Анна.
Права у него были, да только он от них отказался, он их выкинул - один раз, второй. Теперь у него нет прав... Но он как-то обосновывал свои притязания?
Хельмут.
Ссылался на вашу свадьбу.
Анна.
На ту единственную ночь?.. Вспомни: в ту ночь он отшвырнул меня, как гулящую девку.
Хельмут.
А что если теперь он раскаивается?
Анна.
Будь это так, разве он говорил бы о своих правах? Скорее - умолял бы меня, как выпрашивающий подаяние нищий.
Хельмут.
А если он гордый?
Анна.
Тогда он должен переломить свою гордость... Но он ведь даже не чувствует, что нанес мне обиду.
Хельмут.
А может, он из-за стыда колебался столько недель, прежде чем нашел в себе мужество, чтобы попросить прощения?
Анна.
Если бы он знал, как сильно согрешил, он бы подкараулил меня на улице, бросился к моим ногам в дорожную пыль и закричал от горя... А ты что думаешь, мальчик?
Хельмут.
Ох, Госпожа, ты задаешь трудный вопрос. Будь я им, я бы наверняка так и сделал.
Анна.
Подумай, ты всего лишь паж. Неужели я должна допустить, чтобы мой муж в великодушии уступал пажу?.. Если он преисполнен гордыни, пусть отбросит ее, а если ничего не понял, пусть приложит усилия, чтобы понять! Передай ему второй ответ: он должен семь лет ждать меня - для этого имеются основания.
Хельмут.
О Госпожа!
Анна.
Если по истечении такого срока его кровь все еще будет, жарко пылая, стремиться ко мне, я не найду больше ни слова возражения.
Хельмут.
Госпожа - а если он не вынесет столь долгой разлуки?
Анна.
Почему же он не вынесет, если любит меня?
Хельмут.
А что если жар - я бы назвал это сладострастием - настолько захлестнет его кровь, что он скорее предпочтет умереть, чем станет терпеть отсрочку?
Анна.
Тогда пусть даст мне об этом знать. Завтра или послезавтра... Или позже... Но нет, он убедит себя, что я его оскорбила, и разозлится... И пойдет к какой-нибудь шлюхе.
Хельмут.
Госпожа, ты не вправе так о нем говорить. Возможно, он глубоко раскаивается.
Анна (кричит).
Откуда мне знать? Разве я не сказала, что ему следовало бы броситься к моим ногам, в дорожную пыль? Он этого не сделал! Говорю тебе, если всё это для него так тяжело, он даст мне знать. Если же он может потушить внутренний жар, растворив его в своих картинах и в шлюхах, значит, он во мне более не нуждается. Я помогла ему выбраться на дорогу... И всё было очень красиво, так что об этом можно вспоминать долгими вечерами... и улыбаться... Все же спроси: как его зовут. Я имею в виду первое имя. Такое же должен носить мой сын, в чьих жилах будет течь его кровь. (Она умолкает.)
Хельмут.
Теперь я могу идти?
Анна.
Еще кое-что! Я сказала - семь лет. Хорошо. Через семь лет, день в день; какой сегодня день, он должен запомнить. И если он захочет прийти, если выдержит срок ожидания, но непредвиденное событие заставит его этот день пропустить, пусть непременно напишет мне письмо... И еще: он должен знать, что к тому времени у меня будет семь сыновей, и только один из них - его крови... (Поспешно.) Теперь иди!
Хельмут.
Это, правда, тяжело; но это можно вынести - за такое вознаграждение. (Уходит.)
Анна.
Как темно во мне... Из-за крови, которая не знает свой путь... Но я не могу поступить иначе! О, я хочу всем им назначить встречу на один и тот же день, всем, кого я любила, всем - на один и тот же... А если они все придут? Тогда пусть разделят меня между собой. Их любовь это вынесет - и моя тоже. Тогда я предамся блуду с ними и вознесу мою любовь до небес... Что бы ни случилось... И если они от ревности заколют меня кинжалами, я это вынесу... Что бы они ни сделали, что бы ни сделали, я это вынесу... Но мои дети, дети! Боже, сделай так, чтобы я оставалась им матерью, пока они не обретут уверенность в объятиях своих любимых и радость - в их лонах... А если ни один не придет? Тогда я стану обращаться с сыновьями, как если бы они все были моими тайными возлюбленными, я буду их целовать. (Внезапно.) Боже, я решилась на это, зная, что чувства, которые Ты вложил в нас, не могут быть постыдными. Я взвалила на себя тяжелую ношу - всё это совершить, - ибо догадываюсь, что была и должна быть такой, какой меня чувствуют... Так помоги же мне, чтобы всё повернулось к добру.
Хельмут (входит).
Он ушел.
Анна.