Предатель? Конечно же, инквизиторы объявили меня предателем. Но почему-то показалось – у Милы ко мне собственный счет.

– Я не предавал тебя, сестренка.

– Не смей меня так называть! Предатель! Это все ты… Это все из-за тебя…

Она кричала и совершенно не владела собой. И это было мне на руку. С холодной и расчетливой Милой пришлось бы играть по ее правилам, а с истерикой младшей сестры я уж как-нибудь справлюсь. Тем более приступ ярости сменился бессильными слезами – взахлеб, до икоты.

Мила позволила мне приблизиться, позволила обнять ее и утешать. Теперь я чувствовал не ненависть, а огромную обиду. И, к своему огромному облегчению, узнавал сестру.

– Мила, сестренка… – шептал я ей на ухо, – как же я рад, что ты жива.

– А ты надеялся, что я умру, да? – прорыдала она, изо всех сил цепляясь за меня.

Я подхватил ее на руки и понес к ближайшей скамейке. Счастье, что в оранжерею до сих пор никто не вошел. О звуконепроницаемой завесе побеспокоился заранее, но в остальном приходилось рассчитывать только на удачу.

– Мне сказали, что ты умерла.

Сел, не выпуская Милу из рук, устроил ее на коленях. Со стороны – влюбленная парочка. Если кто-то увидит, репутация эскорт-охранника рухнет, но какое мне до этого дело? Мила никак не отреагировала на мои последние слова, продолжая плакать. Сейчас она уже не играла, я наблюдал вполне искреннюю истерику.

– Солнышко, похоже, нас обоих обманули. Я только этой весной узнал, что ты жива. И с тех пор искал тебя.

Ладно, искал не я, а Инвар. Но Миле сейчас ни к чему подробности.

– Все ты врешь, – прорыдала Мила.

– Сама подумай, как бы иначе я тут оказался?

Невольно вспомнил Дженни, которая если и плакала, то потом всегда стыдилась своих слез, считала их проявлением слабости. Мила же упивалась истерикой и жалела себя. С удовольствием окатил бы ее ледяной водой, но нельзя. Хотя если она будет продолжать в том же духе, пожалуй, перемещу нас в королевский парк и засуну ее в сугроб.

Думать сестре не хотелось, ей хотелось плакать. Я терпеливо ждал, крепко прижимая ее к себе и покачивая на руках. Потом не выдержал и тихонько стал напевать ее любимую песенку. Певец из меня неважный, но в детстве Мила с удовольствием слушала ее перед сном.

Плач затихал. Мила несколько раз судорожно всхлипнула и посмотрела на меня. Глаза опухли, нос покраснел – все как полагается.

– Мила, ты знала меня долгие пятнадцать лет своей жизни, – произнес я мягко. – Так, может, попробуешь забыть, что тебе обо мне наговорили, и вспомнишь старшего брата?

Она нахмурилась и надула губы, но я уже чувствовал – в ней проснулся интерес.

– Расскажи, – буркнула она, делая вид, что ей все равно.

Смешная. Продолжает сидеть на коленях, и рукой давно обвила меня за плечи, а хочет казаться неприступной.

– Мне сказали, что ты умерла во время вступительного испытания. Не выдержала нагрузки. Я был на похоронах. Все мы были, вся семья… Мама, отец, братья. После похорон в школу я не вернулся – сбежал в Крагошу. Случайно познакомился с одним человеком, он помог мне поступить в университет драконов в Армансу.

Мила слушала внимательно, не перебивая. Я ощущал, как она расслабляется – даже если не верит, то хочет поверить.

– А прошлой весной я был на задании в Мурильмии… Да, Мила, так же, как ты сейчас тут. И кое-кто из старых знакомых проговорился, что ты жива. Инквизиторы зачем-то спрятали тебя от меня, от семьи. Или отец был в курсе?

– Не думаю… – прошептала Мила. – Мне сказали… сказали…

Я решил, что сейчас снова начнутся слезы, но она справилась с волнением.

– Когда я очнулась после тех кошмаров, мне сказали, что испытание я провалила и что семья отреклась от меня. Что я не нужна вам такая… такая… такая ущербная… – Мила перевела дыхание и продолжила: – Я не поверила сразу. Мне показали бумаги, подписанные отцом. Я переходила в собственность… – она споткнулась и все же решила не называть имени, – одного человека, инквизитора. Я все равно не верила, что ты меня оставишь. И долго ждала, когда ты придешь и освободишь меня, избавишь от мучений… – Она снова осеклась.

Мила вспоминала что-то очень плохое. Ее взгляд затуманился, она дрожала. Страх, боль, отчаяние… Зная инквизиторов, я мог себе представить, как ее мучили.

– Тебе не говорили, что я сбежал?

Она отрицательно покачала головой.

– И после второго раза тоже?

– Нет, не говорили. Почему ты здесь?

– Из-за тебя.

– Как ты узнал меня?

– Почувствовал.

Между нами оставалось много недосказанного, и оба это понимали. Но сейчас важнее было восстановить доверие друг к другу, чем рассказывать в деталях, как готовилась наша встреча.

– Я стала другой…

Пожалуй, Мила говорила не о внешности.

– В каком-то смысле и я тоже.

– Бес, тебе следует держаться от меня подальше, – выдохнула Мила и спрыгнула с моих колен.

Я не стал ее удерживать. Далеко она не ушла – присела рядом.

– Сестренка, теперь ты знаешь, что я тебя не предавал. И отец не отказывался от тебя, те бумаги были подделаны. Я помогу тебе сбежать, спрячу, ты вернешься домой…

– Домой? – усмехнулась Мила. – Нет, не выйдет.

– Внешность легко вернуть. Родители тебя примут.

– Дело не во внешности. И не в родителях.

– Ты сама не хочешь?

– Не могу.

– Почему?

Она дернула вверх рукав платья. Мягкая шерстяная ткань позволила обнажить плечо.

– Инквизитору не нужно объяснять, что это? – спросила Мила, кривя губы.

Тонкий металлический ободок врос в кожу. Едва заметная вязь рун не оставляла сомнений – это браслет подчинения. Вещь, запрещенная даже в Мурильмии. Наследие некромантов.

Хотелось убивать. Жестоко, безжалостно. Наслаждаясь агонией смерти. И даже смерти будет мало для того, кто замкнул браслет подчинения!

– Бес… Бес!

Сквозь звон в ушах я услышал испуганный голос Милы. Почти сразу же ощутил запах гари. И только потом заметил кучку тлеющих углей перед скамейкой, на которой мы сидели.

– Что это было? – хрипло спросил я, пытаясь сообразить, стоит ли уносить ноги.

Раньше за мной спонтанных выбросов силы не наблюдалось, но раньше я и активных браслетов подчинения не видел. Особенно на родной сестре.

– Куст какой-то, – пробормотала Мила. – С розовыми цветочками…

Судя по тому, что нас еще не окружили маги из королевского ковена, сигнализации на силу в оранжерее нет. Утром, само собой, садовники обнаружат кучку пепла, начнется расследование. Ладно, как-нибудь выкручусь.