Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что, мы втроем сегодня поедем отлавливать сына Бекхана? Я и не знал, что у него дети есть, — озадаченно протянул Ширвани.
— Ты не поедешь, конечно. Тебе и десяти шагов по Грозному не пройти. Слишком ты известная личность. Есть там у меня ребята нормальные. Это много времени не займет. Сегодня мы его вытащим, а завтра спокойно начнем операцию.
— Почему в цирке?
— Там турнир сегодня по единоборствам всяким. Этот Руслан, сын Бекхана, специально приезжает на турнир. Он-то вроде как ничем не рискует. Бекхан как думает — я при смерти, остальные мои бойцы по пещерам прячутся. Поэтому и хочет сына предъявить. Понты у него такие. Ничего, еще посмотрим, у кого понты круче. Да и деньги лишними не бывают. Потому что на них всегда можно прикупить немного свинца. И снарядить в дорогу пару-тройку хороших специалистов, — Салаудди прищурился, словно высматривал что-то под собственными веками. Что-то невидимое окружающим, но приятное.
Ширвани не мог скрыть недоумения:
— В дорогу — куда?
— Туда, где Бекхан свою трусливую задницу прячет! Я его из-под земли достану, если мы его щенка прихватим… — Салаудди вдруг хлопнул Заурбека по плечу. — Вон табличка, тормози. Пойдешь со мной, надо выбрать две нормальные машины.
— Кто вторую поведет? — спросил Заурбек, которому заранее было ясно, что его начальники за руль не сядут. Не барское это дело — баранку крутить. — Взяли бы нашего гостя тогда, Босса, документы у него чистые.
— У него сейчас другие заботы. Пусть делает, что велено. Я, правда, толком не понял, он откуда вообще взялся? Понятно, что на засланного казачка он не тянет, но как он к вам в горах приблудился?
— Это ты, Салаудди, точно подметил, — рассмеялся Заур. — Приблуда он и есть. В Москве сидел, ну, в смысле жил, кормился всякой чепухой по мелочи. Но с ментами не смог договориться, дурачок. Они его и кинули по полной программе. Ничего интересного. Еще одного фраера жадность сгубила. Там, в селе родня у него, по матери. Он к ней приехал, только похоронить успел. Я с пацанами московскими поболтал, они его знают. Скользкий, понятно, фрукт. Но безобидный. Одна кличка чего стоит! Он, видите ли, Босс! Босс-отсос!
— Такие тоже бывают полезны. Есть такая поговорка: каждый шесток должен иметь свой сверчок. Ширвани, а тебе какую машину взять? Чтобы ты не грустил. — Салаудди пихнул старого приятеля локтем в бок.
Тот отмахнулся:
— «Запорожца» горбатого мне подбери. Но чтоб с форсированным движком. Расстроил ты меня, товарищ дорогой, своими планами. Я людьми рискую. Таких бойцов я больше не соберу никогда, это последние профессионалы, — Ширвани нервничал, но сдержаться не мог. — Сделаем дело — потом хоть всю бекхановскую родню в заложники забери.
— Это ты мне советы по жизни мудрые даешь? — едва слышно прошипел Салаудди.
В зеркале заднего обзора Заурбек с ужасом увидел, что оба его командира потянулись за пистолетами. «Хорошенькое сейчас может случиться приключение», — подумал он. Как начнут палить! Посередине города, средь бела дня! Он начал потихоньку сползать с сиденья вниз, под рулевую стойку. Хотя, если они друг друга угробят, а он живым останется, за два таких трофея федералы ему отсыпят приличных премиальных. А еще есть посылочка на чердаке с ценным арабским гостинцем.
Всем хороша машина «Нива», да вот только, чтобы с заднего сиденья пассажирам выйти, нужно переднее откинуть. Тесно стало двум бандитам на этом заднем сиденье. Но просто так не выскочишь! Это и спасло ситуацию. Когда наверняка убить не можешь, лучше и не начинать. Да и что это за смертельный поединок, когда и развернуться негде лихому джигиту?!
— Все, Салаудди, все! — Ширвани медленно убрал руку от кобуры под мышкой. — Ты прав! К тому же, слава Аллаху, приказы не обсуждаются. Прости, забылся. Дорога была тяжелая, нервная.
— В другой раз думай головой, с кем разговариваешь! — Салаудди поставил пистолет на предохранитель. — Там дел на полчаса. Я этот цирк как свои пять пальцев знаю, мы там с морпехами рубились. Думаешь, я бы полез на рожон из-за этого подонка? Он и мизинца моего не стоит. И твоего тоже! Мы с тобой воины, а он кто? Он фарцовщик, дешевка. Он хочет к новой власти присосаться. Как пиявка. Зная, что главное присосаться, а потом попробуй его оторвать. И если у меня есть возможность эту пиявку раздавить, я должен это сделать. Чтобы все поняли, кто пиявка, а кто истинный воин Аллаха. Пошли, Заур!
Заурбек вышел и порадовался ветерку, который остудил его вспотевшее от страха лицо. Нет, при первой же возможности надо удирать! Что за психи, чуть что — сразу за стволы. Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.
Откуда эта фраза застряла в его голове? Чудно. Наверное, из школьной программы, стихотворение какое-нибудь. Полоумные эти русаки, стихи пишут. И потом еще других заставляют учить их. Вот песни — это другое дело.
Заур шел следом за Салаудди, который снова нацепил очочки и шляпу — ну точно, сельский учитель не то в отпуске, не то вообще на пенсии, — и вполголоса напевал известную песню «Лучше друга, чем вайнах, в мире не найти».
Салаудди песню услышал и шикнул:
— Ты бы еще лезгинку здесь сплясал! Совсем мозги в горах простудил. Успеешь еще напеться, когда все дела сделаем…
Если бы в этот солнечный день прохожие на мосту через Сунжу были чуть более внимательны, то смогли бы наблюдать странное явление — неспешно плывущие поперек течения пять кустов плакучей ивы.
Но прохожих было немного, да и те торопились по своим делам, не глядя на реку. Чего глядеть? Вода и вода, течет и течет.
Странные кусты, никем не замеченные, доплыли до берега и замерли, чуть покачиваясь на мелких волнах…
Пять облаченных в общевойсковые защитные комплекты и респираторы человек, освещая путь головными фонарями, брели по бетонной трубе от реки в сторону центра города. Двигаться приходилось по колено в зловонной жиже.
— Никогда не думал, что все дерьмо в моем городе прямо в реку сливают, — сердито буркнул первый в цепочке. — А я-то еще купался, когда пацаном был. И думал, что от меня только нефтью воняет.
— Как же мы его тащить будем? Здесь сам еле идешь, — забеспокоился другой.
— Поплывет, — фыркнул еще кто-то, — на коротком поводке.
Приглушенные респираторами голоса были почти неотличимы друг от друга.
Внезапно тот, что возглавлял цепочку, остановился.
— Э, здесь решетка! Толстая! И ржавая. Салаудди знать должен! Скажи ему, — обратился он к идущему следом.
По цепочке прошла волна переговоров: в одну сторону, потом обратно, к первому.
— Он сказал, она поднимается к потолку, от себя. Раскачивай! Ее снизу мусором занесло.
— Давай вместе! Слышь, посвети нам.
В темноте послышалось сопение, мычание, потом скрип.