— Эмми, — стонет Ксандер, но я игнорирую его.

— Вы, ребята, пришли как нельзя кстати, я надеюсь, вы проголодались, — говорит Черри с улыбкой. — Идите, присаживайтесь, я вас обслужу. Капучино с двойной порцией, верно?

— Ты знаешь это. И ему того же, — говорю я, наклоняя голову в сторону молчаливо кипящего от злости Ксандера.

Я подвожу его к ряду диванов, стоящих у окна, откуда открывается вид на дыру в дерьме, которая является поместьем Ловелло за ним.

Я могу ненавидеть это место, но быть здесь сейчас… что-то просто кажется правильным. Я почти могу ухватиться за прежнюю себя, сильную себя, которой ни для чего не нужен был мальчик — Чирилло. Девушка, у которой упомянутый парень не украл все ее мысли и мечты, которая все переосмыслила, желала, чтобы он появлялся почти каждую секунду дня, хотя она говорила себе, что он ей даже не нравится.

Что ж, с этим покончено. Потому что, хотя я, возможно, и пыталась убедить себя, что ненавидела его раньше, теперь, после всей лжи и манипуляций, я действительно чертовски ненавижу его.

Мне нужно заново открыть себя прежнюю, и я думаю, что это идеальное место для этого.

— Ты ведь на самом деле не серьезно, не так ли? — Ксандер говорит в ту же секунду, когда наши задницы ударяются о подушку.

Я ожидала, что он сядет на диван напротив меня, но он опускается рядом со мной, чтобы отчитать меня с близкого расстояния. Здорово.

— Что? Мне не позволено наслаждаться собой? Папа сказал, что Волки…

— Я знаю, что сказал твой отец, Эмми. Но это не значит, что он давал тебе разрешение снова погрузиться в эту жизнь.

— Это одна вечеринка. Вечеринка по случаю дня рождения друга.

— Что случилось с тем, что у тебя здесь нет друзей? — Спрашивает он, говоря мне, что он слушал мои разглагольствования, когда я думала, что он отключился от моей девчачьей чуши.

— Я преувеличивала. Очевидно, у меня была парочка. — Я закатываю глаза, но он видит меня насквозь.

— Тебе не нужно этого делать.

— Делать что? — Огрызаюсь я, уже смирившись с его осуждающим отношением.

— Притворяться, что все в порядке, когда это не так. Бросаться обратно в мир, который ты ненавидела, просто чтобы доказать свою точку зрения.

— Я не… Это не… — Я разочарованно выдыхаю вместо того, чтобы закончить эти мысли.

Я смотрю на свои колени, жалея, что не могу просто заставить все это исчезнуть.

— Я знаю, что я делаю, — говорю я в конце концов, хотя, думаю, мы оба знаем, что это полная ложь.

— Как поживает твоя мама? — Ксандр спрашивает после долгого, болезненного молчания, из-за которого я не привыкла страдать вместе с ним.

— Насколько я знаю, с ней все в порядке. Место, которое бабушка организовала для нее, должно быть лучшим, — говорю я, думая о брошюре, которую она показала мне о модном реабилитационном центре в ста милях от Лондона.

Это правильный поступок. Ей нужна вся поддержка, которую она может получить после всего, но я не могу отделаться от мысли, что она нужна нам здесь. Что она все еще что-то скрывает, несмотря на попытки отца и Круза заставить ее все рассказать.

Она все еще утверждает, что сделала все это для меня. Согласие работать с Дэмиеном было связано с получением денег, чтобы мы оба могли начать новую жизнь. Затем, обманув его с «Волками», мы снова получили финансовую выгоду для нас двоих.

Возможно, у нее были самые благие намерения, но любой другой здравомыслящий человек увидел бы, что она не делает ничего, кроме как роет себе огромную яму, из которой ей никогда не выбраться в одиночку. Тот факт, что она все еще жива, — это гребаное чудо.

Я понимаю, почему Дэмиен просто не убил ее — в конце концов, она часть семьи. Но Волки? Во что они играют? Луису Вульфу ничего не стоило бы пустить ей пулю в голову.

— Что ж, давай просто надеяться, что это сработает, — говорит Ксандер, когда Черри подходит с подносом, уставленным едой.

— Это конец дня, — объясняет она, когда глаза Ксандера становятся круглыми, как блюдца. — Я лучше накормлю тебя, чем уличных крыс, которые придут за этим.

— Справедливо, — радостно говорит он, тянется за одним из багетов и мгновенно запихивает его себе в рот.

Я хочу сказать, что приятно просто тусоваться с ним, но беспокойство, появляющееся в его глазах каждый раз, когда он смотрит на меня, смывает любое удовольствие.

— Отвали от меня, — рявкаю я, отталкивая руку Себа от того места, где он думает, что удерживает меня от того, чтобы подойти к Эмми и обхватить ее гребаное горло.

Она только что вышла с ним из женской раздевалки.

Тот же парень, которому она позволила обнять себя.

Тот, чью руку она держала, прежде чем уйти отсюда, как будто видеть меня ничего для нее не значило.

Как будто я ничего для нее не значу.

— Тео, — предупреждает Себ, его голос глубокий, наполненный беспокойством.

— Я, блядь, не собираюсь преследовать ее, если это то, о чем ты беспокоишься.

— Я не об этом. Я не сомневаюсь, что она справилась бы с тобой, если бы ты это сделал. Я больше беспокоюсь о том, что ты снова вернешься на ринг.

— Как будто тебе не похуй, если я окажусь на полу. Вы уже сделали свой выбор здесь. Вы команда Эмми.

— Я ни в чьей гребаной команде, чувак. Я беспокоюсь о тебе. Я беспокоюсь о вас обоих. Мы все такие.

— Ну, блядь, прекрати. Я никогда не просил тебя беспокоиться обо мне. Я могу позаботиться о себе.

— Сможешь? — Спрашивает он, его глаза бегают по разноцветным синякам, которые портят мое лицо.

Должен ли я снять рубашку, я знаю, что моя кожа под ней ничуть не лучше.

К счастью — или, может быть, нет — любой ответ, который я мог бы придумать, обрывается, когда мое имя звучит через зал.

— Тео Чирилло, какой приятный сюрприз.

Оборачиваясь, я сужаю глаза на мужчину, идущего ко мне в спортивных штанах и рубашке с длинными рукавами.

— Давно не виделись, — бормочу я, хотя не могу отрицать, что шокирован тем, что он вдруг снова начал показывать свое лицо.

Держу пари, Доусон поручил ему присматривать за мной. Не может быть, чтобы он не знал, что я здесь тренировался.

— Титч. Я думал, ты на пенсии, старик.

— Ха, не повезло, малыш. Только что проверил несколько других спортивных залов в моей части города.

— Я могу представить, что они все дерьмо, учитывая, что ты поселился на итальянской территории.

— Что-то вроде этого, — бормочет он, бросая свою сумку на стул у стены. — Итак, ты здесь по какой-то причине или… — Он кивает на ринг.