Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повсюду раздаются приглушённые, полные восхищения возгласы:
— Он возжёг свет Древнейшего…
— Он защищает наших детей…
— Он даёт отпор злу. Освобождает землю магов от нечистых.
— Призывает благословеннейшее время кровавой жатвы…
При звуке этих слов в моей груди просыпается ярость, царапаясь, как хищный зверь. Легко повторять бредовые религиозные догмы, когда тебе ничто не угрожает.
А вот я отлично помню, каково это, когда банды бешеных молодчиков рыщут по Верпасии. Помню, как нашла Бледдин, помощницу кухарки, в переулке, едва живую. Помню залитое кровью лицо Олиллии и её обрезанные уши. И малышку Ферн, с невыразимым ужасом вцепившуюся в куклу, желая её защитить, пряча заострённые ушки.
Вспоминаю и малыша Коннора, сына Андраса, который уткнулся лицом в грудь Брендана в тот день, когда убили его родителей ликанов. Когда не осталось в живых никого из рода Дианы.
Мои магические линии вспыхивают янтарными искрами, и я прячусь в тени железных деревьев, которые в кадках выстроились в торце огромного зала. Хотя рядом с деревьями мне приходится изо всех сил бороться с собой, чтобы не коснуться правой рукой ближайшего ствола — ведь это так просто: превратить дерево в Жезл и испепелить весь этот зал со всеми гостями дотла.
Прерывисто вздохнув раз-другой, я напоминаю себе слова Чи Нам:
«Держи себя в руках, дитя».
И всё же я так глубоко увязла, что назад пути нет.
Запрокинув голову, я смотрю на расписанный изумрудной листвой потолок, а ярость и отчаяние разрастаются во мне, ища выхода. Айслин сейчас где-то в Валгарде во власти Дэмиона Бэйна. Моя драгоценная подруга угодила в капкан отвратительной жестокости, который предназначался мне.
«Я вытащу тебя, Айслин, — безмолвно, но пылко обещаю я. — Так будет, клянусь Древнейшим. Не знаю как, но я тебя вызволю».
А ведь есть ещё Спэрроу, тоже запертая в Валгарде вместе с Эффри.
Спэрроу, которая спасла сегодня мне жизнь.
«Я помогу тебе сбежать, Спэрроу. Спастись вместе с Эффри».
На возвышении что-то происходит, и я перевожу взгляд туда, следуя примеру окружающих. В воздухе явно ощущается трепет напряжённого предвкушения.
На сцену выходит процессия магов пятого уровня, потом гарднерийские коммандеры, среди них и Лукас с отцом, за ними — священники и члены Совета магов, которые занимают места в первом ряду.
Маркус Фогель стремительно поднимается на сцену в сопровождении двух эмиссаров Совета, и гости в зале разражаются приветственными криками и аплодисментами.
Вопли восхищения оглушают, маги рядом со мной без устали выкрикивают имя Фогеля, одна гарднерийка рыдает от счастья, при этом успевая вопить:
— Да пребудет с тобой навеки благословение Древнейшего!
Меня тоже захлёстывают эмоции, к которым я совсем не готова. Сегодня я вижу Фогеля впервые со дня резни ликанов, когда Диана и Джаред остались сиротами. Магический огонь пробегает по моим линиям, правая рука пылает, и я поспешно прячу ладонь в рукаве — вдруг пальцы засияют красноватым огнём, как тогда, в пустыне.
Фогель останавливается у края сцены и поднимает правую руку, будто благословляя собравшихся, и толпа в благоговении замирает, гарднерийцы буквально столбенеют, не сводя глаз с верховного мага. Фогель пристально и испытующе, будто хищник, скользит взглядом по подданным. Его одежды черны, как обугленные стволы деревьев, а на груди белеет силуэт священной птицы.
В опущенной руке он сжимает тёмно-серую волшебную палочку.
Один взгляд на этот Жезл с удвоенной силой разжигает мой магический огонь, моя правая рука сжимается в кулак, а руна, которую Сейдж начертила на моём животе для предупреждения о приближении демонов, начинает саднить.
От этого неожиданного покалывания я цепенею — надо понять, что же сейчас происходит.
И тогда Фогель поднимает вверх руку с Жезлом.
С противоположной стороны зала в меня бьёт невидимая волна чёрного огня, будто ножом прорезая мои магические линии. Я невольно сжимаюсь, теряя способность двигаться.
Перед глазами расцветает алый огонь, и зал погружается во тьму.
Я судорожно втягиваю воздух, борясь с подступающей паникой. Всё исчезло — нет ни зала, ни огромного флага, ни толпы гарднерийцев — ничего.
Со всех сторон ко мне подступают клубящиеся чёрным дымом тени.
Из самого большого облака вырисовывается силуэт обгоревшего дерева с устремлёнными к красному небу ветвями. Мёртвое дерево быстро исчезает, растворяясь в дыму. Как по мановению волшебной палочки и тьма, и дым тают, и вот я снова в залитом сапфировым светом зале — Фогель выпустил меня из тисков тёмного волшебства.
Голова идёт кругом, перед глазами плывёт, но я упорно стараюсь держаться ровно и незаметно, хотя меня и захлёстывает леденящий страх…
Фогель стал гораздо сильнее. И виной тому его Жезл.
Жезл Тьмы, который он держит в руке.
Я чувствую, как пульсирует в зале магия, извиваясь странными спиралями над толпой.
Я незаметно оглядываюсь: похоже, никто ничего особенного не заметил и не почувствовал, не понял, кто и что стоит перед ними.
Маркус Фогель поднимает вверх обе руки, и я инстинктивно съёживаюсь, готовясь к новому удару тьмы. Однако на этот раз сила Фогеля остаётся при нём.
Единственный маг света среди членов Совета выходит вперёд — его тёмная мантия испещрена сверкающими в полутьме тёмно-зелёными рунами, белая борода и волосы ниспадают на грудь и плечи подобно светлой реке. Маг света поднимает волшебную палочку и рисует в воздухе перед верховным магом руну усиления звука.
— Вознесите молитву со мною, маги, — мелодично, нараспев произносит Фогель, обращаясь к залу. Каждое его слово звучит громко и чётко, усиленное магией световых рун. Голос Фогеля будто проникает в меня. Опустив веки, верховный маг принимается читать по памяти благословение Древнейшего. К нему присоединяются преисполненные страсти голоса слушателей…
О благословенный Древнейший!
Очисти наш разум.
Очисти наши сердца.
Очисти Эртию от скверны Исчадий Зла.
Гарднерийцы одновременно прижимают сжатую в кулак правую руку к сердцу и бьют себя в грудь. Так делают все, кроме меня… и Лукаса — он стоит прямо, не шевелясь, будто железный стержень, и держит правую руку на рукоятке волшебной палочки, вставленной в ножны у пояса, не сводя при этом дерзкого взгляда с верховного мага Фогеля. Странно и удивительно видеть, что Лукас отказывается играть в эту общую имитацию благочестия. В этом поступке есть и отчаянная храбрость, и опрометчивость. И снова мне бросается в глаза, как тогда, в палатке военного лагеря, что здесь, в этом зале, Лукас один из очень немногих, кто до сих пор не сменил старую военную форму Гарднерии на новую.
Фогель открывает глаза и обводит взглядом толпу.
— Благословенные маги, — веско произносит он. — Сегодня мы празднуем то,