Об отклонениях в поведении малыши – от нуля до пяти – впервые узнают из детских песенок. Я как-то задумался над этими невинными стишками – там же целое сборище наркоманов, и каждый на чем-то сидит. Озарило меня однажды ночью, когда в памяти всплыло слово «Белоснежка».

Белоснежка, подумал я. Белый снег, правильно? Интересно, что это – героин или кокаин? Хотя герыч вряд ли, слишком много у нее работы по дому, где толкутся семь этих мелких дьяволят. Скорее всего, что-то для тонуса, после чего тянет отдраить гараж.

Каждый из семи гномов совершал свой трип. Весельчак в основном сидел на траве, иногда немного гашиша – должен же и у него быть праздник. Соня предпочитал таблетки. Ворчун явно злоупотреблял «скоростью». У Чихуна крыша поехала от кокаина. Умник был поставщиком. Простак пробовал все. Ему подходило все, что можно сунуть в рот. Всегда с вытянутой рукой и приподнятой ножкой. Ну и тот, о котором мы всегда забываем, – Скромник. Скромник обходился без наркотиков, ему хватало и собственной паранойи.

Ну кто не знает про старого дедушку Коля!

Гензель и Гретель увидели в лесу пряничный домик минут через сорок пять после того, как нашли грибы: «Да… Я ТОЖЕ ЕГО ВИЖУ…»

И громко пропел:

Моим менеджером стал Монте Кей, который работал в «Литтл Дэвид рекордз» и продюсировал все мои золотые альбомы. Предлагая ему пойти ко мне менеджером, а заодно и режиссером звукозаписи, я спросил, нет ли тут конфликта интересов. С минуту он смотрел мне прямо в глаза и ответил: «Нет». На том и порешили.

Монте отдавал себе отчет, что этот «вау-новенький-с-классными-альбомами» свой пик уже прошел. Нужно было что-то искать, пробовать что-то новое. Чем-то новым оказалось «Вечернее шоу», в которое я вернулся в 1975 году. Понимаю, звучит странно, учитывая мое недавнее прошлое. Но других перспектив я не видел и вернулся к Джонни Карсону. Пришлось. Да еще и в шелковой рубашке с длинными широкими рукавами, как модно было в 70-е. Я тогда подумал: «Надо одеться поприличнее». Шутка удалась. Выглядел я ужасно. (Я плохо разбираюсь в одежде.) Для завершения обновленного имиджа я постригся.

У Карсона я стал появляться довольно часто, гораздо чаще, чем в 1960-е. Вскоре мне предложили провести шоу. (Они называли это «приглашенный ведущий», термин, которого я никогда не понимал. Каким хреном можно быть и приглашенным участником, и ведущим?)

Вел я программу часто, потом очень часто. В одном из циклов, состоявших из двенадцати шоу, восемь программ я провел сам, а в четырех снимался как гость. Для сравнения, если подсчитать все мои появления в «Вечернем шоу» в 60-е, то едва наберется двузначное число. А позднее, в 80-е, я участвовал в шоу гораздо реже, хоть и регулярно. Именно на описываемый период пришлась львиная доля тех 130 эфиров «Вечернего шоу», которые отмечены моим присутствием. Я воспринимал их как спасательный круг, как замену альбомам, когда я перестану их выпускать.

В 1975 году «Литтл Дэвид рекордз» выпустили мой пятый диск. Оглядываясь назад, понимаю, что с названием «FM & AM» все было предельно ясно, эффектно звучал «Классный шут», равно как и «Профессия – фигляр». Туманный «Толедский цветочный горшок» все-таки привлекал внимание, отсылая к контркультуре. И вот появился он – «Вечер с Уолли Лондо при участии Билла Сласцо».

Никакой внятной идеи. Плюс я вынес в название имена еще двух людей. Соотношение наших сил два к одному! Зато ни на одной обложке моя голова еще не занимала столько места. Когда альбом вышел, я ужаснулся: были видны даже самые мелкие забитые поры – из тех, с которыми бесполезно бороться. Неопределенный, ускользающий альбом. А с Уолли и Биллом о золоте можно было забыть.

А еще я вскоре вернулся в Вегас – вынужденное финансовое решение, казавшееся на тот момент разумным. Продиктованное покупкой нового дома в Брентвуде, оно вело меня по хорошо знакомому пути – по пути наименьшего сопротивления, когда ты отдаешься потоку, который поддерживается денежной машиной.

Моими финансами теперь занималась, по предложению Монте, солидная управляющая компания под названием «Браун энд Крафт», которая также вела дела моих знаменитых коллег Марлона Брандо и Мэри Тайлер Мур. Решаясь на этот шаг, я даже не подозревал, сколько мучительных минут ждет меня впереди. И не потому, что «Браун энд Крафт» делали что-то незаконное, а потому, что, хотя их целью было избавить меня от финансовых забот, я испытывал иррациональный страх перед ежемесячными отчетами бухгалтеров. Мне хотелось поскорее отделаться от них. Я их даже открывать боялся, просто бросал к остальным письмам.

В 1976 году меня снова занесло на Гавайи, где я снялся для… «Гавайских каникул Перри Комо». Которые продюсировал… Боб Баннер. Я точно не помню, но, по-моему, я даже не обратил внимания на это дежавю, потому что тогда еще не слезал с кокаина. Зато отлично помню, как Монте держал все под контролем, поэтому до конца съемочного дня на дозу от него я и не надеялся. А снимали мы такие новаторские сюжеты, как гребля на каноэ втроем с Перри и

Петулой Кларк[201] с одновременным исполнением One Paddle, Two Paddle[202]. Или репортаж о капитане Куке – на Гавайях капитан Кук тоже высаживался – в костюмах, с потрясающей точностью воспроизводивших капитанскую экипировку. Капитана Кука, увы, играл не я – мне дали роль первого помощника капитана. Да, сержант-индеец снова напомнил о себе. Верный признак того, что я, мать вашу, перестал понимать, кто я. Я даже не знал, какой год на дворе, конец 70-х или конец 60-х?