В последние годы комедийные клубы росли как грибы после дождя. Новое поколение стендап-комиков боролось за право выходить на сцену. Возможно, кого-то из них вдохновил мой успех. А кто-то вскоре мог составить мне конкуренцию. Но важнее было другое – и это задевало за живое, – возник новый феномен: массовые концерты комиков, проходившие по всей стране. Потрясающий, фантастический парень, позволявший себе то, чего не делал до него ни один комик, собирал пятнадцати-двадцатитысячные стадионы, как модная рок-группа. Стив Мартин[215] не просто задавал всем жару, он буквально перетягивал на себя весь комедийный концертный бизнес.

А я деградировал, топтался на месте, жил по инерции.

Сигналы поступали тревожные. В колонке читательской почты журнала «Нэшнл лэмпун»[216] опубликовали письмо в редакцию якобы от меня. «Дорогая редакция, – гласил текст, – слышь, мужик, смотрите, парни, ну, блин, чуваки, а вы тоже замечали, что есть такая фигня, ну типа как самопародия?»

Меня это задело, но я понял, что они имеют в виду. Они всё правильно подметили. Были и другие звоночки.

Журнал «В дороге» разместил статью про горох (это мой любимый овощ). Кончалась она так: «Дайте гороху шанс. Я обращаюсь ко всем, пожалуйста, дайте гороху шанс». Фразу взял на вооружение Рик Моранис из SCTV[217], когда делал на меня сатирическую пародию, доведя все до абсурда. (Тут я бы с ним поспорил: если даже из такой банальности, как горох, вы можете соорудить небольшую ораторию, это чего-то да стоит.) И опять я должен был признать, что в чем-то он прав. Такого рода дерьма у меня хватало. Тут я перестарался

Тему подхватили Чич Марин и Томми Чонг[218] в журнале «Роллинг стоун». Чич написал: «Джордж Карлин – это уже не актуально. Джордж Карлин – вчерашний день. Он рассказывает про горох. Если, кроме гороха, вам не о чем говорить, то ваше время прошло. Разве сегодня нет других проблем?»

Это был камешек от Чича и Чонга, мастеров актуальной, злободневной политической и социальной сатиры.

Наконец, под занавес 1979 года, в газете, которую я очень любил, появилась статья (под словом «любил» я имею в виду не просто интерес к популярному изданию, хотя имя автора все равно вылетело из головы). В ней говорилось:

«Ну что ж, 70-е подошли к концу. Попрощайтесь с лавовыми лампами. Попрощайтесь с широкими лацканами. Попрощайтесь с диско. Попрощайтесь с туфлями на платформе с золотыми рыбками внутри. Попрощайтесь со „Студией 54“[219]. Попрощайтесь с Си-Би-радио[220]… Попрощайтесь с Джорджем Карлином».

Значение Джерри Хамзы в моей жизни и моей карьере невозможно переоценить. Сомневаюсь, что без Джерри я вырвался бы из того финансового и творческого болота, в котором увяз к концу 70-х, сбитый с толку наркотиками и рядом сомнительных решений. Без его поддержки и безошибочного чутья я никогда не отважился бы выйти за рамки стендапа и обратиться к комедии как искусству. Постепенно он стал моим лучшим другом, которого раньше у меня никогда не было.

Отец Джерри был одним из крупнейших промоутеров кантри-музыки в Америке. Работая в Рочестере, штат Нью-Йорк, он еще со времен Хэнка Уильямса организовывал концерты в Канаде, на Северо-Востоке США и Среднем Западе. Позднее он работал с такими суперзвездами кантри, как Конвей Твитти, Лоретта Линн, Тэмми Вайнетт и Портер Вагонер. С юных лет отец приобщал Джерри к труду – поручал продавать программки перед входом или помогать за кулисами, мало-помалу осваивая весь процесс. К моменту нашего знакомства Джерри знал концертный бизнес как свои пять пальцев.

Но счастья это ему не принесло. Работать с отцом было очень непросто, да и общение со звездами кантри – «дорожными крысами», как он их называл, – восторга у него не вызывало. Меньше всего они хотели колесить по сто тысяч миль в год, а промоутеры от них только этого и требовали. В итоге он все бросил. Больше года отец пытался вернуть его в бизнес, но он не шел на попятную.

В его поле зрения я попал в 1977 году. Друг его отца организовал пару моих концертов в Огайо, оба прошли с аншлагами. (В 1977-м я еще мог пожинать плоды четырех своих золотых альбомов и успешно продавать себя там, где до этого не появлялся.) Отца Джерри очень впечатлило, что комику удается собирать полные залы, и он предложил Джерри заняться моим промоушеном в Сиракузах.

Джерри не имел понятия ни обо мне, ни о наркотиках, ни о моем образе жизни во время гастролей, который сводился к попыткам разжиться кокаином у какого-нибудь местного бородача, через пятые руки знакомого с шоу-бизнесом. Но до меня было рукой подать – от Рочестера до Сиракуз всего восемьдесят миль, и он приехал посмотреть мое шоу. Увиденное ему понравилось. Он решил, что во мне что-то есть. Важно упомянуть, что все четыре моих концерта за эти два дня проходили при полных залах. С тех пор Джерри все чаще организовывал мои выступления, пока к 1980 году не взял все в свои руки.

Занявшись моей раскруткой, Джерри порвал с отцом и стал работать самостоятельно, стремясь к полной независимости. Его отцу я не нравился. Он как-то сказал Джерри: «Я всю жизнь называл людей хуесосами и даже четвертака на этом не заработал!» Однако к 1980 году я не просто зашел в творческий тупик – я уже не мог собрать даже двухтысячный зал. Там, где раньше яблоку негде было упасть, теперь сидело двести-триста человек. Иногда мы еле покрывали расходы. Да и публика приходила не первой свежести. Стареющий хиппи – что тут еще скажешь.

Чтобы предотвратить катастрофу, нужен был новый менеджер. Я закинул удочку нескольким людям в Лос-Анджелесе, включая Берни Бриллстайна, который работал с Лорном Майклзом[221] и, соответственно, с некоторыми звездами шоу «Субботним вечером», в том числе с Белуши. Берни мне всегда нравился – человек весьма эксцентричный и при этом удачливый. Но он мной не заинтересовался. По его словам, моя проблема – в зацикленности на мысли, что менеджеры хотят меня обокрасть. И он в том числе.