Этот аэропорт имел для меня особое значение. Детьми мы крали во дворах по соседству дрянные велосипедики и катили на них по 125-й улице, по мосту Трайборо, вдоль бульвара Гранд Сентрал прямо до Ла-Гуардии. Там была велостоянка, где хорошие дети оставляли свои хорошие дорогие велосипеды. Мы ставили рядом свои дрянные ворованные велики, садились на хорошие велосипеды и возвращались на них домой.

Я с ностальгией думал о контрасте между велосипедом моего детства, самым приземленным и медленным средством передвижения, и сверхзвуковым реактивным самолетом, самым быстрым и высоколетным видом транспорта. Когда-то я воровал здесь велосипеды, а теперь сидел в собственном самолете, наслаждаясь музыкой и кокаином. Прекрасный символ успеха, скорости и наркотического дурмана 70-х.

Время от времени мы сдавали его в аренду, однажды им воспользовались Джефф Уолд[191] вместе со своей женой Хелен Редди[192]. Они отправились на гастроли, и в какой-то момент самолет потерял около четырех с половиной тысяч метров высоты. Они были уверены, что разобьются. Почему-то больше они на нем не летали.

Не только эта рискованная история связывала меня с миссис Редди. Она была среди гостей на вечеринке у Монте Кея[193], когда Бренда безобразно, до чертиков, напилась и не хотела возвращаться домой. Уперлась, и ни в какую. Пришлось применить силу и выводить, выталкивать, вытаскивать ее оттуда, даже брать на руки и пытаться унести.

Убежденная феминистка, Хелен одно время исполняла гимн женского движения (I Am Woman), имевший огромный успех. Ее очень возмутило, как я обращался с Брендой, когда пытался увести ее из дома Монте, дотащить до дороги и усадить в машину. Ничего не зная о ситуации в нашей семье, Хелен восприняла это как физическое насилие над женщиной со стороны мужчины и отреагировала соответственно, чисто по-женски – подняла крик.

А по сути, это был еще один пример того, насколько ситуация вышла из-под контроля. Шел 1975 год, неминуемая катастрофа приближалась. Не последнюю роль сыграла в этом моя мать. В начале года она приехала к нам на день рождения да так и осталась. Женщина, которая зашла на обед[194].

Я знал, насколько деструктивным может быть ее влияние. А тут она становится собутыльницей Бренды. Бо`льшую часть своей жизни мать не пила, но в последние годы – а ей уже стукнуло семьдесят восемь – стала не прочь пригубить глоток-другой. Это помогало ей заглушить боль. И вот теперь она стала наливать им обеим, щедро подпитывая паранойю несчастной Бренды и все глубже загоняя ее в этот замкнутый круг: алкоголь-кокаин-валиум-алкоголь.

С кокаином Бренда соблюдала конспирацию, каждый раз уединяясь в ванной. Но я уверен, что Мэри знала, чем она там занимается, даже если не хотела себе в этом признаться. Мэри была из тех женщин, которые могли в упор не замечать того, что не хотели видеть. Она отравляла бедную Бренду своей ядовитой ненавистью: «Он тебя не любит. Он никчемный тип. Что ты вообще в нем нашла? Если ты решишься его бросить, переедешь ко мне, я тебе помогу». В своем тогдашнем состоянии против этой разъедающей злобы Бренда была беззащитна.

Она все больше деградировала. К 1975 году она сидела целыми днями дома и пила вино «Матеус розе». Она сама заказывала доставку по телефону из винного магазина на нашей улице (или просила позвонить Келли), выпивая по шесть-семь бутылок зараз. Когда ей удавалось заснуть (а она ужасно боялась умереть во сне), она укладывалась на диване, а утром, едва проснувшись, ползла на кухню, чтобы сделать глоток. Ей трудно было ходить, все тело у нее тряслось. Она едва весила сорок килограммов.

Я принимал кокаин спорадически, но если уж начинал, то накрывало меня надолго. Бывали и у меня периоды относительного просветления, и тогда я понимал, какой бардак творится в нашей семье.

Бренда неумолимо приближалась к точке невозврата. Однажды вечером, это было в августе 1975 года, мы поссорились, она взяла мой маленький белый «БМВ 3.0» и вместе с моей матерью покатила вниз, в гостиницу «Санта Инез». Они выпили в баре и засобирались обратно. Последнее, что Бренда помнила, – как она ждет машину у главного входа. Потом провал.

Следующая картинка: она сидит в моей машине, забурившейся задом в вестибюль гостиницы «Санта Инез». Пожарные уже тут. Машина – в хлам. Мать отвозят домой. Бренду арестовывает полиция Санта-Моники.

Я отправился за ней, и мне удалось ее забрать. «Все, с меня хватит, – объявил я. – Я больше не хочу, чтобы Келли это видела». Тогда я еще не знал про всякие «оттолкнуться от дна» и прочие установки «Анонимных алкоголиков». «Хорошо, – ответила она. – Тогда помоги мне». Наконец было сказано главное: ей нужна моя помощь. Почему я не понимал этого раньше?

Я нанял адвоката. Бренду задержали за вождение в нетрезвом виде, и уже не в первый раз. Ей грозил реальный срок в женской тюрьме «Сибил Брэнд», настоящей гребаной тюрьме в округе Лос-Анджелес, у которой была жуткая репутация. Шериф округа Лос-Анджелес Питер Питчесс, эта пародия на нациста, собирался сделать все, чтобы миссис Карлин таки села. Нужно было действовать, чтобы уберечь ее от тюрьмы и на этот раз.

Я попросил друга из «Атлантик рекордз» найти адвоката. Он предложил кое-что получше. Я хотел уничтожить все следы Бренды. Хотел, чтобы все протоколы и записи об аресте просто исчезли из судебной системы. Чтобы никто не смог возбудить против нее дело и вынести приговор, по причине отсутствия самого дела. За это я и заплатил. Поверьте, это лучший способ избежать тюрьмы.

Она обратилась в только что открывшийся наркологический центр в больнице Святого Иоанна в Санта-Монике. Там она познакомилась с его главным инициатором – Тристрамом Колкетом III, нейрохирургом из Филадельфии, который однажды сел за руль вдрызг пьяный и попал в страшную аварию, искалечив себе жизнь. Он посвятил себя тому, чтобы помогать людям оставаться трезвыми, а заодно и самому удерживаться от соблазнов. Это лучший способ не сорваться. Помогая другим, вы помогаете и себе.

Отправляясь в больницу, она упаковала все пилюли, которые у нее были. В ее чемодане лежало тридцать два пузырька с лекарствами и ночная рубашка. Отделения детоксикации в 1975 году у них еще не было. На следующий день ее разбудили в шесть утра, заставили застелить постель, одеться и идти на занятия. Она не понимала, где находится. Она не могла ходить. Ее поддерживали два человека, и непонятно было, сможет ли она хоть куда-то дойти. Ей давали противосудорожные препараты. У нее обнаружили анемию и хроническое недоедание. В последние месяцы она только пила. Работа почти всех органов была нарушена. Ей диагностировали хронический активный гепатит. И давали два года жизни.