– Что тут происходит?! – начал Малой. – А ну! Да ты руки развязал?! Я ж тебя похороню!

Малой, Мясник, сделал ещё шаг вперёд. Поднял над головой цепь, раскрутив её, и с силой запустил в человека, что стоял по центру камеры, – то ли собирался сбить с ног попаданием в голову, то ли оплести, заарканив его, словно дикого зверя, и завалить на землю. Калибан почувствовал неприятно-острый запах возбуждения Малого. Свой стальной прут тот выставил вперёд.

А дальше произошло то, чего Калибан никогда не видел. Человек, стоящий в центре камеры, чужак-воришка, поймал цепь на лету, даже не глядя на Малого. Резко потянув, вырвал цепь из рук Мясника, совершил незаметный выпад, и вот цепь уже обвилась вокруг грузного тела Малого.

– Мы бы и так вышли отсюда, – сказал этот человек, но обращаясь только к Калибану. – Да уж коли вы здесь, это упрощает дело.

Калибан молчал. Малой, напротив, заорал. У него оказался визгливо-высокий голос, похожий на голос евнуха. Чужак-воришка не изменился в лице, лишь с пугающей грацией вскинул руку и дёрнул на себя. Наделав грохоту, Малой рухнул на пол камеры. Теперь он визжал, как свинья, которую режут. Ещё один молниеносный выпад руки, и горло Малого сдавило цепью.

Бесформенная куча в тёмном углу пошевелилась. Малой заткнулся. Зато пришёл гораздо более неприятный звук: тихий, леденящий, похожий на ворчливый рык.

«Ага, вот как у нас предпочитает разговаривать глухонемой братец». Калибан молчал. Живот начало сводить. Потребность сглотнуть пришлось реализовать.

Потом в коридоре послышались топот, приближающиеся голоса. Всполох света, и движение теней. «Опомнились наконец, голубчики, сбегаются на грохот и вопли Малого. Что, не до карточных игр больше? Если повезёт дожить до встречи с братом Дамианом, то я вам не завидую. Правда, я никому из нас не завидую», – думал Калибан, но молчал. Лишь этот рык в углу стал нарастать.

– У тебя есть время, пока они бегут сюда, – чужак-воришка, оставаясь совершенно спокойным, указал на раскрытую дверь. – Потом моё предложение снимается. Подскажу: брат Фёкл и та тварь из Лабиринта. Говори, если хочешь жить.

Топот был уже рядом. Бесформенная куча в углу уже начала подниматься.

«Недуг… Да уж, он точно не глухонемой, – успел подумать Калибан, чувствуя, как у него холодеет спина. – Я бы вообще поостерёгся называть его человеком».

Лодка вышла на волну раздольного Клязьминского моря, когда солнце уже полностью встало. Для следующего перехода Петропавел намеревался максимально использовать длину светового дня, и они покинули укромную заводь, где пережидали водовороты, сразу с восходом. И тогда же стало ясно, что все скремлины действительно заболели.

– Надо побыстрее убираться отсюда. – Петропавел с тревогой наблюдал за скремлинами. – Пока мы не потеряли их. Поднажмите, парни, веселей!

В придачу к вёслам были развёрнуты паруса, и лодка показывала отличный ход, но, казалось, старому гиду этого было мало.

– Ничего, не беспокойся, просто стоит поспешить, – сказал Петропавел Еве. – Ещё до Хлебниковского затона территория братства закончится, и они очухаются.

Улыбнулся, но словно выжидающе посмотрел на девушку, затем прошёл на нос лодки и встал там, глядя по курсу вперёд. Постепенно по обоим берегам к воде снова стал подступать туман, обжитые территории оставались позади. Ветер дул очень свежий, поднимая приличную волну, и лодку качало.

Ещё в Пирогове, на ночной стоянке, когда Петропавел решил объяснить Еве, почему гиды не пользуются услугами лоцманов и не платят мзду, которую местные называют «ясак», у скремлинов начали проявляться первые признаки болезни.

– Они и есть наши лоцманы, – улыбнулся Петропавел. – Как и в тумане. Везде. И это их изматывает. В Пирогове особенно. Здесь всегда было что-то. Поэтому без надобности гиды стараются не задерживаться на территории братства. Только в этот раз всё значительно хуже. Я бы и сам не стал злоупотреблять их гостеприимством, если бы не водовороты.

– Хуже? – спросила Ева.

– Посмотри – видишь, они нацепили жёлтые повязки? Это связано не только с их… своеобразными верованиями. Здесь действительно что-то есть, очень сильное и плохое. Сейчас, как никогда. Опасно для скремлинов. Они и так уже всё более беспокойны по ночам. Кстати, местные называют их «зулы».

– Зулы? – откликнулась Ева.

– Да, – бодро кивнул ей Петропавел. – Но утром мы уйдём, и всё закончится.

«Что ж, возможно, – подумала Ева, наблюдая, насколько встревожен каждый из гидов состоянием своего скремлина. – Зулы… Только они тоже что-то чувствуют. Не меня одну здесь преследуют кошмары».

* * *

Сейчас лодка на полном ходу двигалась по Клязьме, спеша поскорее покинуть территорию братства. Ева, держась за борт, прошла на нос, тихонечко встала рядом с Петропавлом.

– Ветер попутный, – удовлетворённо сообщил гид. – Если так пойдёт, уже сегодня заночуем в Строгинской пойме. А через пару переходов увидишь Великий Университет. Увидишь, насколько он прекрасен. Он тебе понравится.

И не оборачивая головы к девушке, без всяких заминок, Петропавел предложил:

– Ну, говори. В чём дело? Что тебя тревожит?

– Я… – От неожиданности Ева ухватилась руками за борт и честно призналась: – Я не знаю.

Петропавел помолчал. Недолго:

– Ещё у первых заградительных ворот заметил – тебя что-то беспокоит. Сильно. И скремлины вот тоже… Думал, пройдёт. Но, видимо, не проходит?

Ева кисло улыбнулась:

– Не знаю, о чём говорить. Не о дурных же снах?

– Есть места, где стоит говорить и об этом, – заметил Петропавел.

«О том, что скремлинам по ночам снятся кошмары? – с горечью подумала Ева. – Или о том, что одной… очень своеобразной девушке кажется, что кошмар вот-вот вырвется из сновидения?»

Тяжело вздохнула. Посмотрела вперёд, туда, где почти над самой водой смыкался туман, словно образуя гигантский лаз в нору, лишь ближе к левому берегу оставался узкий рваный проход, и там, на огромной высоте, что-то чернело. Петропавел увидел, с каким напряжением пальцы девушки вцепились в борта лодки.

– Там не всегда так, – произнёс старый гид, и Ева заметно вздрогнула. – Иногда туман раздувает, и его становится полностью видно. Он очень большой. Одна опора завалилась, и перекрытие вслед за ней упало в воду. Наверху осталась лишь одна балка, но по ней всё ещё можно перебраться на другую сторону. Это обрушенный мост.

– Ах, вот как, – сказала Ева. Неожиданно её голос упал, показался совсем безжизненным, больным.

– Да, это то место. – Петропавел осторожно взял её за руку – она была холодной. – Мы считали, Учитель погиб там. Их миссия была завершена. Они возвращались втроём. Но к Линии Застав, к Икше, вышел только Хардов. Тогда это был ещё приграничный город, туман накрыл его позже. Мы очень беспокоились за Хардова, но он справился. Он потерял Учителя и… Третьей была девушка. Выпускница школы гидов. Они были с Хардовым. Её звали Лия.