титанов,

Робкий прокляли мир и верны себе лишь и небу,

Здесь взрастившему вас, и земле, что вас породила.

Горд, средь вас ни один не выбрал людские уроки,

Но — брат меж братьев своих — поднялся, почуяв подмогу

Сильных корней, над долиной, и воздух, что кречет — добычу,

Сжал когтями ветвей исполинских, направив навстречу

Тучам мужество кроны мощной, пронизанной солнцем.

Целый мир зрю в каждом из вас. Как звезды эфира,

Боги, длитесь в веках, сплетясь в свободном союзе!

Если сносить ярмо я мог бы, то к вольной дубраве

Зависти горькой не знал, тогда я сжился легко бы

С общим миром людским. Ах, когда б, как цепями, любовью

Не был прикован к нему, вольный, жил бы я с вами!

К ЭФИРУ[203]

Никогда обо мне никто, ни люди, ни боги,

Так не пекся, как ты, Эфир! И разве впервые

Мать, объятья свои раскрыв, меня накормила?

Первый обнял меня ты, отче, нектаром насытил

И священный свой дух вдохнул в растущее сердце.

Не сполна от земли земные кормятся чада,

Но напитком твоим небесным полнятся, отче!

И как вечно свои дары льет рог изобилья,

Веет пылкий твой ветр сквозь поры трепетной жизни.

Потому и ликуют земные чада, и к небу,

Неустанно борясь, стремятся в собственном росте.

Сладостный! Разве не твой мед пьют очи растений?

Тянет ли не к тебе промерзшие пальцы кустарник?

И свой твердый покров разрывает зарытое семя,

Животворным твоим теплом мечтая омыться.

Снег слетает с ветвей подобно груде лохмотьев,

Прыгают рыбы вверх над яркой гладью потока,

Ибо ждут и они, наскучавшись в своей колыбели,

Щедрой ласки твоей... Вот и благородные звери

В буйном беге почти летят, объяты любовью,

Той, что каждый их шаг к тебе стремит и вздымает.

Вот, подобный клинку распрямившейся в воздухе стали,

Бремя грешной земли отвергает конь горделивый.

Словно в шутку, олень копытом трогает травы,

Прочь стремясь, а коли встретит ручей шаловливый,

Легче ветра над ним скользнет — и как не бывало!

Но любимцы Эфира — лишь вы, о вольные птицы!

Сладко жить вам и петь в отцовских вечных палатах:

Места хватит на всех... И не обозначены тропы

В этом доме, открытом всем, большим или малым.

Звонкой стайкой вьетесь вы надо мной и маните сердце

Чудом вырваться к вам, подобен родине светлой

Ваш приветливый мир... И я на снежные Альпы

Смог подняться б, и с них взлететь, влекомый орлами,

Из неволи своей земной в обитель Эфира

Так, как древле взлетел с орлом к Олимпу счастливец.

Зло и слепо мечемся мы внизу; подобно заблудшим

Виноградным лозам, лишенным выхода к небу,

На земле мы ищем себе опору с возрастом, с ростом

Расползаемся мы по свету, отче, но тщетно,

Ибо гонит нас страсть к садам и кущам Эфира.

Лишь воля волн покоряет нас, лазурная нива

Насыщает, и с дерзким пока играет стихия

Килем, радуется душа священной силе Нерея.

Но тесны и моря, если рядом есть ширь океана,

Тех пушинок — валов колыбель... О, кто бы направил

К золотым твоим берегам скитальческий парус!

И когда загляжусь я в туманные дали, тоскуя,

Вновь приснятся мне волны, обнявшие берег чужой,

То приди мне навстречу по кронам цветущих деревьев

С легким шумом, Эфир! И утешь страдающий дух мой,

Чтобы снова я жил, тих и счастлив, с цветами земли

«...и по вечному кругу...»[204]

...и по вечному кругу

С тихой своей улыбкой шли в славе вожди

Мира: солнце, луна и звезды. И всполохи — молний

Дети твои, о миг! — дивно играли вокруг нас.

Но в глубинах сознанья, двойник держителей неба,

Равный им в славе, всходил вечный бог нашей любви.

И, как легкий эфир, вихрил он кроткую душу

Так, что, дыханьем весны преполнясь, она

Быстрой плескала струей прочь, в море полдневного света,

В кровь вечерней зари, в теплую ночи волну.

Как свободно жилось нам в этих замкнутых сферах,

На стихиях души кроткий познав идеал,

Беспечально, легко, то к взору взор, то, порою,

В далях мечты, но всегда в светлом единстве своем.

Древо любви и счастья! Как долго мог бы я слушать

Твой немолчный напев, петь возле кроны твоей...

Но кто бродит в тумане? В полях, в платьях как марево? — Девы...

Чует сердце, средь них есть и подруга моя.

Так позволь мне теперь выбрать тропу, что дороже

Кроткому сердцу, искать милый, томительный след,

Но и ты до конца, брате, пребудешь со мною —

В мыслях ли о тебе, образе милой моей.

И, чрез время, когда буду с единственной, с нею

Как же мы жадно войдем вместе под дружеский кров!

Примешь безгневно двоих, ровною сенью одаришь,

Песнь блаженных сердец тихо нам прошелестишь.

К ДИОТИМЕ[205]

К нам иди и смотри на радость; тут свежие ветры

Веют ветвями дубрав,

Словно кудрями в танце, и, как со звончатой лирой

Некий радостный дух,

Так с землей в лучах и дождях играет и небо;

Словно бы нежный спор

О совершенстве струн в бессчетном столпотворенье

Беглые звуки ведут,

Странствуют сумрак и свет в их мелодической смене

По-над обителью гор

Тихо сначала разбужен слезой серебристою неба

Брат небесный, поток,

Но уж ближе оно, вот дарит благой полнотою,

Бывшей в сердце его,

Сень дубрав и поток, и...

...

Зелень нежных дубрав и образ неба в потоке

Смерклись, укрывшись от нас;

И вдали утес одинокий, и хижины в скалах

Словно у чресел его,

И отроги, что вкруг него, подобно ягнятам,

Сбились, цветом кустов,