Уволили Мишку. По состоянию здоровья. Потому что по дискредитации пострадала бы куча начальников, не усмотревших и не разобравшихся.

Потому я был просто-таки потрясен скоростью, с которой вылетел из теплого гнездышка прямиком в народное хозяйство. И нечего врать даже себе – если бы кто-то высокопоставленный, тот, с которым связан Сазонов, не нажал бы на нужные кнопки, то дешево я бы не отделался.

То, что Сазонов связан с кем-то из руководства МВД, я уверен. Ну не дурак же я, в конце-то концов! Даже наша встреча с ним, и та совсем не случайна. Слишком много подтверждений я этому вижу – по здравом-то размышлении. И при всем при том, осознавая это, спокойно воспринимаю все происходящее. Почему? А потому, что так мне удобно. Вначале было странно и даже подозрительно, не верилось, что такое может быть (ну кто я, простой участковый, и кто те, стоящие за Сазоновым). А потом я долго думал, упорно, крепко думал – зачем, почему это все происходит? И все понял, уверен, что понял.

Из меня выковали оружие. А я уже выковываю свои клинки, может быть, и менее опасные, чем я, зато много. Если милиция и гэбэшники не могут по каким-то причинам поддержать порядок в государстве, то могут это сделать такие, как я. Не хочется называть себя ассенизатором, но… ведь так оно и есть! Я вычищаю дерьмо из этого мира!

Вот только чем все закончится, я не знаю. Знаю только одно – вряд ли чем-то хорошим. Впрочем, я это знал с самого начала, так что нечего теперь самокопаться и стенать. Все там будем…

Я даже не ожидал, что на меня так подействует расставание с удостоверением личности. Без красной книжечки как голый. Когда мои «корочки» исчезли в папке с личным делом, я проводил их взглядом и едва удержался от вздоха. Привычка – чуть что, показываешь книжечку – и все становится проще. Например, с гаишниками. Хотя так-то я не нарушаю, но гаишник умеет докопаться даже к столбу.

Сдав на выходе из областного УВД свой разовый пропуск, я вышел на улицу и невольно улыбнулся, сразу сбросив с себя плохое настроение. Лето, теплынь, все зеленеет, все цветет! Новая жизнь!

Сел в машину и поехал куда глаза глядят. Бездумно, не заботясь о направлении. Опустошение и облегчение – вот закончился некий период жизни, наконец-то я выскочил из колеи!

Потом часа два бродил по набережной, сидел на скамейке, глядя, как мимо пробегают стайки девчонок, вырядившихся не просто в легкие, но даже в вызывающие наряды – суперкороткие юбочки, микрошортики, облегающие грудь топики, не оставляющие ничего на долю фантазии. И волей-неволей вспомнил о том, что в последний раз был с женщиной больше двух недель назад, с Нюсей. И если уж я изменил свою жизнь настолько радикально, не пора ли заняться и этой стороной своей жизни? Ну в самом деле – как может нормальный, здоровый мужчина так долго обходиться без женщины? В конце концов, я же не пустынник какой-то, не святой, живущий в пещере и питающийся саранчой и манной небесной!

Выбор: Нюся или Надя? Нет, с Нюсей не хочу. Не потому, что брезгую, хотя, если честно, и это есть – пусть вначале проверится, анализы сдаст! До тех пор – только «платоническое» общение.

Остается Надя. Тем более что даже просто из благодарности надо ее навестить. С тех пор как я видел ее в ларьке, прошло уже… Хм, много прошло. Почти месяц? М-да… нехорошо! Девушка-то, небось, ждет! Да и просто… хочется ее увидеть. И не только увидеть.

Я решительно поднялся со скамейки, зашагал к своей машине, оставленной под знаком «Стоянка запрещена». Больше нигде места не было – машин везде куча, люди сидят по ресторанчикам, кафешкам, гуляют, так что пришлось, как обычно, бросить там, где нельзя. И, как следствие, обнаружил возле своей машины гаишника, деловито прохаживающегося вправо-влево, как часовой на страже важного поста.

Когда машина громко дважды пискнула, отпирая заблокированные двери, гаишник встрепенулся, как стервятник, заметивший падаль, и направился ко мне, с четко отслеживаемым намерением потерзать мою плоть острыми когтями и клювом. Смочить клюв в моей горячей крови.

Я тут же автоматически сунул руку в нагрудный карман в поисках заветного удостоверения, и… на секунду остолбенел – нет же его теперь, родимого! Все! Закончилась моя «особость», теперь – как все! Это раньше я мог сказать, что остановился под знаком по служебной, оперативной необходимости, и гаишник с кислым видом от меня отставал, но теперь – я простой гражданин, которого нужно драть нещадно и который служит кормом целому сонму всевозможного рода чиновников. Одним из которых, по сути, и является гаишник.

Кстати, одним из самых безобидных и дешевых. Те, кто сидит на распределении благ – квартир, льгот, денег из федерального бюджета, по сравнению с гаишниками – как сам Сатана в сравнении с легионом мелких бесят.

В общем, закончилось все не такой уж и большой суммой штрафа, да еще и уполовиненной, в связи с передачей наличными в руки доблестного стража дорог. Нет, никакой обиды, он на своем месте, службу несет честно, а я нарушитель, который заведомо знал, чем это кончится. А если знал, так плати! За все в этом мире нужно платить. Это, вообще-то, аксиома.

Прежде чем ехать к Наде домой, я решил заглянуть в ларек, где она работала. Само собой, как почему-то мне и думалось, Нади я там не обнаружил. Со слов незнакомой продавщицы, Надя давно уже отсюда уволилась, видимо, как раз после случившегося в ту ночь. Оно и понятно – работать в таких опасных условиях, да еще и после того, как тебя чуть не изнасиловали, возможно, и едва не убили, это могла бы только абсолютная дура. Тем более что, на мой взгляд, в ларьке совсем ничего не изменилось с тех пор, когда я вошел сюда в первый раз. Спрашивать, работают ли они теперь круглосуточно, я не стал. Какое мое дело? Теперь я не мент. А если эти продавщицы не понимают, чем рискуют, и готовы работать на таких условиях, то это их личное дело. Человек сам кузнец своего несчастья. За всех не подумаешь, всех не пережалеешь.

Адрес Нади у меня был. С тех самых пор, как я расследовал преступление, совершенное «неизвестным азиатом», потому, не раздумывая, поехал на улицу Чайковского, дом двадцать восемь, – фактически через весь город.

Ни много ни мало, дорога заняла у меня полтора часа, и это на автомобиле! Как сюда добиралась Надя – одному богу известно. Часа два, не меньше! Даже странно – неужели не нашла работы поближе?

Дом двадцать восемь был из категории так называемого старого фонда – двухэтажка, построенная еще пленными немцами. Тут когда-то их было много, пленных немцев. Впрочем, как и везде по другим городам. А кто еще должен заново отстраивать то, что они, поганцы, и поломали? Вот и строили немцы свои «чудо-дома», притом явно по проектам, оставшимся в головах невесть как оказавшихся в числе солдат немецких архитекторов.

Хотя что значит «невесть как»? Под конец войны немецкие власти загребали под ружье всех, даже мелких, малолетних немчиков, отправляя их затыкать своими телами дыры на Восточном фронте.

Не знаю в точности насчет проектов этих домов, но точно знаю одно – все дома немецкой послевоенной постройки походят друг на друга как две капли воды – двухэтажные, на несколько квартир, а самое главное отличие этих домов, по которому можно распознать «гениальные» произведения немецких архитекторов от строений «лапотной России», так это странные, просто-таки дурацкие выступы-полубеседки на фасадах. Какую функцию несли эти выступы, зачем немцы их сделали, почему они не учли российские реалии (морозы, ветра!) и не отказались от этой ерунды, я не знаю. Только факт обстоял именно так – розового или бежевого цвета грязные, полуоблупившиеся уродцы немецкой постройки конца сороковых годов вырастили в своем нутре толпы людей, которые никогда не будут не то что олигархами, но даже и чиновниками хотя бы районного масштаба.