Оделась Надя в скромный сарафанчик. Вернее, выглядящий скромным, но сделанный из какой-то импортной ткани золотистого цвета, воздушной, облегающей фигуру, полупрозрачной и очень красивой. На ногах – босоножки, не на высоком каблуке, бежевые, держащиеся на ногах за счет тонких ремешков, поднимающихся до самой середины икр. Прекрасное зрелище! И очень меня радующее. Потому что, честно говоря, я не ожидал от Нади проявления особого вкуса в одежде и обуви. В ларьке она выглядела совсем по-другому, более вульгарной, более… пошлой, если можно так сказать. Сейчас она была похожа на семнадцатилетнюю выпускницу школы или студентку первого курса университета. И если бы не припухшие от слез веки, не грустные глаза, то ее можно было бы считать идеальным примером, как должна выглядеть красивая, здоровая и счастливая российская девушка.

Кстати, только сейчас заметил, что она совсем коротко постриглась с тех пор, как я ее видел в ларьке, распятой под руками мерзких насильников. Тогда волосы у нее были точно длиннее, и бывший муж держал ее за волосы достаточной длины, чтобы удержать бывшую жену от попыток откусить ему нос или ухо. Или какую-нибудь еще интересную часть тела.

– Ты прекрасна! – не покривил я душой, и Надя просветлела лицом, улыбнулась, после чего на ее щеках образовались прелестные ямочки. Ей-ей, она была симпатичнее, красивее моей бывшей любовницы Тани Краюхиной. Да и моложе, честно сказать. Но была на нее очень, очень похожа, как младшая сестра!

Надя засуетилась по кухне (чистенькой, ухоженной, вполне симпатичной, хотя и бедноватой), достала из шкафчика на стене печенье, варенье (вроде клубничное), заварила чай в маленьком заварочном чайнике с веселым слоником на боку. А потом мы молча сидели друг напротив друга и прихлебывали из чашек – больших, какие я люблю. Терпеть не могу «интеллигентские» чашечки, пригодные только для понтов! Когда чай в чашках закончился, а наши взгляды как следует обшарили друг друга, Надя опять спросила:

– Так кто ты? Расскажи о себе!

Я помолчал, думая, что именно могу рассказать, и начал:

– Был участковым. Потом перевелся в оперуполномоченные. А сегодня вот уволился. Совсем. Мое имя – Андрей. Фамилия – Каргин. Не женат. Вдовец.

– Вдовец?! – Надя удивленно захлопала длинными ресницами. – А что случилось с… женой?

– Жена и дочка погибли. Их на переходе сбил автомобиль, – коротко пояснил я, не желая вдаваться в подробности, а Надя охнула, схватившись за щеки:

– Ох! Бедненькие! И ты… бедный, бедный… как мне жалко!

Я чувствовал, что ей правда жаль. Уж если я чему и научился в милиции, так это различать фальшь в словах, интонациях. Волей-неволей научишься различать оттенки эмоций, если каждый день общаешься с теми, кто врет, уклоняется, вводит в заблуждение. С теми, кто и составляет основную массу обычных людей.

Люди врут почти всегда и везде: для выгоды, для спокойствия и для того, чтобы выглядеть не теми, кем являются. Лицемерие – это сущность любого человека, без исключения. Редкие люди не врут и всегда говорят правду. Но как же трудно бывает рядом с ними жить! Впрочем, они долго и не живут.

– А ты… расскажи о себе. Ты была замужем?

– Была… – Надя нахмурилась и помотала головой. – Говорила мама, не связывайся с Витькой… он – подонок! А меня как накрыло… влюбилась, дура. Мне месяца хватило понять, какая он сволочь! А потом он сел, и я с ним развелась. В общем, гадкая история. Даже вспоминать противно. Ты сам видел, что получилось. Кстати… я тогда так ругалась! Когда они пытались меня изнасиловать! Мне так стыдно перед тобой, что ругалась матом! Я не такая! Ты, наверное, думаешь, что я какая-нибудь хабалка, да? А я книжки читаю! В институт поступать хотела! Мама мне вот платье купила и босоножки… чтобы я красивая была. Последние деньги собрала. И… не получилось.

Надя опять заплакала, и по щекам потекли уже черные дорожки туши. Ясное дело, на дорогую, несмываемую тушь денег у нее нет. Вот и результат. Затем девушка успокоилась, аккуратно вытерла глаза и щеки, но краситься не пошла. И правда, что толку, если ее постоянно пробивает на слезы? Снова потечет, так зачем краситься?

– А чем ты сейчас будешь заниматься? После того как уволился? – Надя спросила спокойно и вроде как с интересом, но я чувствовал, что ее не особенно интересует, чем я занимаюсь. То ли ей не до того, занятой своими мыслями, то ли она, как и все женщины, считала, что взрослый, здоровый мужик уж всегда найдет чем зарабатывать на жизнь. В любом случае спросила она, скорее всего, из вежливости. Из вежливости я и ответил:

– Бизнесом. У меня охранное предприятие.

И похоже, что она пропустила это мимо ушей.

Потом Надя рассказывала, какая хорошая у нее была мама, и как та заболела, и как внезапно, за считаные дни, умерла от пневмонии, и врачи ничего не смогли сделать, чему я очень удивился. В наше время и умереть от пневмонии?! Оказалось – такое бывает, и нередко. Есть такие виды пневмонии, от которых нет спасения. Не берут никакие лекарства.

И как Надя уволилась, не в силах работать там, где ее едва не изнасиловали и не убили, скорее всего, точно бы убили. Бывший муж совсем съехал с катушек. И как она сидела возле матери и у них не на что было купить лекарства, а в больнице ничего не было.

Тут уже я проклял все! Черт подери, ну почему раньше не пришел?! Ну чуть бы, на неделю-две раньше, и Надина мать бы жила! Наверное, жила бы.

Озаботился даже судьбой уличной проститутки, а о хороших, правильных людях забыл! Кстати, надо и к Нюсе зайти, она-то как там? Две недели прошло. Если уж собрался делать доброе дело, так не надо его откладывать.

И тут я засобирался уходить, о чем тут же сообщил Наде. Мол, «труба зовет в поход»! Надя заметно расстроилась, снова едва не заплакала. Не знаю, чего она от меня ждала, что я буду до вечера сидеть и слушать ее грустные рассказы? Или что я наброшусь на нее прямо с порога? Отнесу в спальню, и…

Была мысль, чего уж там. Но, когда уселся пить чай… меня и тормознуло. Тут или сразу, или… все как положено.

Опять же – у нее горе, мать недавно умерла. И что я сейчас – займусь с ней сексом, с первого же свидания, с рыдающей от горя девушкой? Я же не маньяк какой-то…

Уже стоя возле дверей, прощаясь, я посмотрел в глаза Наде и подумал: странно, ведь на самом деле я ее практически не знаю! Ну сколько раз я с ней общался? Первый раз в ларьке, когда похмелялся. Второй раз – когда на нее напали. И вот – третий раз, сегодня. Но ощущение, будто знаю ее целую жизнь! Будто мы выросли вместе, учились вместе, будто это не первое наше свидание…

А в глазах Нади была тоска. Вот сейчас я уйду, и останется она одна со своими мыслями в пустой квартире на краю города, в доме, построенном пленными немцами, и медленно разваливающемся под ударами неумолимого времени и жадного ЖКХ. А я пойду дальше, как тот поезд, увозящий пассажиров в красивую, интересную, незнакомую жизнь.

Помню, еще мальчишкой стоял рядом с железнодорожными путями, смотрел на проносящийся мимо поезд и представлял себе, как в купе сейчас люди пьют чай, едят жирную курицу с вареной картошкой, смеются, разговаривают, а потом лягут спать. И колеса отстучат им колыбельную… тук-тук… тук-тук… А в конце пути пассажиров ждут море, пляжи, рестораны, красивая, счастливая жизнь! Ведь само собой – такой красивый, быстрый, пахнущий дымом поезд везет их к Празднику! И только так! А я останусь здесь, в темноте, у железнодорожной насыпи, воняющей креозотной пропиткой и загаженной дерьмом из вагонного туалета.