Здесь шинкарка держала свои емкости с брагой, здесь же выгоняла из них це-два-аш-пять-о-аш, мерзко воняющий сивухой и горячей резиной.

Честно сказать, уж лучше так – сивуха, которой если и отравишься, так только из-за лишнего ее перебора, чем хлебнуть пол-литра метилового спирта, разбавленного водопроводной водой. От сивухи подыхаешь медленно, годами, тогда как от метилового пойла «крякнешь» за считаные часы. Проверено!

Тут же я нашел веревку, заботливо приготовленную бывшей хозяйкой точки. Конечно же, приготовленной не для того, чтобы вязать людей. Хотя… что я знаю об этой бабе? Только то, что она торговала сивухой, да еще то, что у нее есть мерзкий сынок, шпаненок, делающий жизнь соседей и всех, до кого дотянутся его руки, совершенно невозможной.

Есть такие люди, которым жить не нужно. Один из них – вот эта тварь, медленно и неуверенно приходящая сейчас в себя. Я хорошо его связал – руки за спину, к ногам. Не «ласточка», но почти она. Хорошая поза, и не вырваться, и передвигаться не сможет. Даже как червяк не подползет, мразь поганая!

– За что? – простонал придурок, щурясь на яркую лампу под крышей. Ватт сто пятьдесят, не меньше, хозяйка явно не экономила на электричестве. Видимо, где-то на халяву подключилась, или я не знаю нашего человека!

– Вот за это! – я достал из кармана пакеты, и помотал в воздухе перед глазами негодяя. – И не только за это. Ты, мразь, зачем убил мать? За что?

– Да ты чо?! – негодяй аж побелел, потом закашлялся, и его вырвало чем-то желтым, таким же мерзким и вонючим, как и он сам. – Никого я не убивал! Отстань от меня! Чо пристал! И вообще, я все про тебя знаю! Будешь на меня наезжать – я тебя вложу! Гэбэшникам вложу! И вообще – у меня «крыша» есть! Ментовская! Вот с ним и решай! Самурай!

– «Крыша», говоришь? Точно – «крыша»?

Я изобразил то, как сильно обеспокоился, и парень приободрился:

– «Крыша»! Он сказал – если что, ему звонить! И все решит! Понял?! А ты если дергаться будешь – сядешь! Потому что про тебя все знаю!

– Звони ему. Позови сюда. Пусть решает, – кивнул я и, достав из кармана сотовый телефон, нажал на кнопку включения.

– Номер помнишь? Только лишнего ничего не говори, скажи, что на тебя наехали, мент, и что пусть подойдет, решит вопрос. Скажешь лишнего – я тебе зубы выбью. Все ясно? Да я подержу, не беспокойся. Звони!

– Я номера не помню…

– А я сам наберу. Я – помню. Этот номер, да? – я продиктовал, и парень кивнул. – Ну вот и замечательно. Говори!

Когда прозвучал сигнал звонка, я сидел во дворе, на скамье под навесом. Вечер теплый, почти лето, когда еще подышишь свежим воздухом вот так – сидя под темнеющим синим небом. Хорошо было бы сейчас сидеть вместе с семьей и нюхать запах шашлыка, шипящего на красных, мерцающих в сумраке углях. Ничего больше в жизни не нужно – ни богатства, ни власти, ни хороших машин или яхт – просто сидеть рядом со своими и слушать, как они лепечут ни о чем. Какую-то ерунду, на которую нужно обязательно отвечать, иначе будешь подвергнут немедленному наказания в виде страшных покусов в ухо и тычков в бока.

Но ничего нельзя вернуть и что-то изменить. Если только в фантастических романах, которые, в общем-то, не выдерживают совсем никакой критики. Времени как измерения – нет. Есть «сейчас» – и «потом». А прошлое – это только воспоминания и не более того.

Честно сказать, я и в загробный мир не верю, хотя и пытаюсь заставить себя поверить. Мне очень хочется в него верить, но… я не могу.

Ладно. Живут люди без веры, ну я живу. Вроде как живу. Зачем? Да кто знает, зачем он живет… Поступай правильно, и будь что будет.

И я пошел поступать правильно.

Он не удивился. А чему удивляться? Кто еще мог наехать? Только вот этот чертов Григоренко был не один. Вместе с ним – еще двое, парни лет двадцати пяти в штатском, с повадками ментов. Ментов сразу видно – поведение если не хозяина жизни, то человека, знающего себе цену, и эта цена довольно-таки высока. Внимательный, ищущий взгляд, оценивающий, просвечивающий как рентген, подозрительный и самодовольный. Ну как же! Кто я и кто они?!

– Что тут за беспредел? – Григоренко был очень уверен в себе, и, хотя не смотрел на спутников, было видно, что он чувствует их у себя за спиной, как командир пехотной части чувствует танковый полк поддержки.

– А это кто такие? – я спросил спокойно, ничуть не волнуясь и не переживая, хотя задача моя немного осложнилась. – Ты же должен был прийти один!

Григоренко усмехнулся, покосившись на парня справа:

– Это сотрудники ФСКН. К нам поступил сигнал, что ты пытаешься терроризировать граждан, проживающих в этом доме, собираясь устроить здесь точку по продаже наркотиков. Где хозяин дома? Что ты с ним сделал?

– Он там… – я указал на пристройку, повернулся через плечо и пошел вперед, чувствуя, как впиваются в спину взгляды «гостей». Интересно, что они мне приготовили? Судя по всему, решили действовать официально. Подбросить наркоты, заставить «сынка» написать заяву, ну и убрать меня на долгое время – может, и навсегда. Грохнут в СИЗО, и нет раздражителя. Легко и просто. Достаточно бросить меня в камеру с уголовниками. А что, вполне приличный план! Этим и должно было все закончиться – с их точки зрения. Кстати, я же ведь чувствовал, что за Григоренко кто-то стоит. Почему только вот он сразу не устроился наркополицейским? Места не было? Скорее всего, так оно и есть.

«Сынок» валялся на полу – там, где я его и оставил. Когда я, сопровождаемый «конвоирами», вошел в комнату, негодяй задергался, засучил ногами, и тут же объявил, что хочет сделать заявление. На что его «крыша» благосклонно закивала, довольно ухмыляясь и переглядываясь, как коты, собравшиеся возле сметаны. Ну как же они все предсказуемы, эти уроды!

– Развяжи его! – приказал один из парней, крупный, немного рыхловатый, мордатый отморозок. – Незаконное лишение свободы налицо!

– Григоренко, зачем ты убил хозяйку дома? – спросил я, не сделав ни малейшей попытки исполнить приказ «варяга». – Сколько ты с нее бабок поимел?

Двое сопровождающих переглянулись, и я понял, что они не знали. Григоренко на секунду окаменел лицом, потом укоряющее помотал головой:

– Ты сумасшедший. Как тебя держат в органах такого? Но мы поправим дело, обязательно поправим!

– Она не хотела торговать наркотой, – ровным голосом начал я. – Вернее, хотела, это же хорошие деньги. Но я ей запретил, а меня она боялась. У нее сынок, мелкий подонок, которому – после смерти матери – перешел этот дом и, соответственно, продажная точка. И теперь твои друзья-наркоменты могут нормально сбывать свой порошок через эту самую точку. И, наверное, через много других точек. Чего охраняешь, того и имеешь, как сказал наш незабвенный юморист. Оставалось только убрать несговорчивую хозяйку. Ведь ты предлагал ей торговать наркотой, Григоренко. А она сослалась на меня, мол, я запрещаю. И ты ее убрал. ТЫ убрал, точно! У этого козла духу бы не хватило! – Я с размаху пнул в бок «сынка», после чего тот застонал и заскулил.