На несколько секунд Эдуард растерялся: что за ерунда? Почему невакцинированные Измененные пришли в Зону со становыми бомбами? Безумие какое-то, если только… если эти двое не работали на Посвященного Белоярской Зоны. Насколько было известно Эдуарду, тот держал курс на мирное сосуществование с человечеством, а стало быть, агрессивный Таганайский Обломок – враг и для него. А что, очень похоже на правду. Тогда… это было чистое везение. Почти неправдоподобная удача. Однако, по теории вероятности, после всех этих бед и передряг, что свалились на Алину, ее отряд и Эдуарда лично, вполне возможна и некоторая компенсация от реальности. Когда-то же должно было повезти, так почему бы не сейчас? Что ж, надо это использовать.

Прохоренков приблизился к поисковику. Как удачно, что здесь Измененный именно с таким даром! Впрочем, если они идут консервировать Обломок, кто-то же должен его найти. На то и поисковик. Эдуард аккуратно коснулся поисковика на ментальном уровне и послал ему мыслеобраз места, куда ему нужно принести бомбы, показал скальный гребень и засевших наверху сувайворов, осажденных тварями Топи.

Потревоженный Измененный вскочил на ноги и начал заполошно озираться, но Эдуард уже улетел. Он хотел было сбросить настройку на становые бомбы – этих двух должно хватить, но тут его неожиданно потянуло куда-то в гору.

Странная это была гора, вся усеянная аномалиями: «летучка», «замор», пылающая жаром климатическая аномалия… Кстати, тянуло именно к ней. Какого черта? Там что, еще одна становая бомба?

Ответ Прохоренков получил, пролетев на бреющем полете над пылающей климатической аномалией, увидев по ту ее сторону на чистой, не затронутой огнем земле лежащего без сознания коренастого шатена, экипированного для похода в Зону и вооруженного. И с рюкзаком, таким же, как у тех двоих Измененных. Только… Эдуард просто оторопел и завис в воздухе над бессознательным незнакомцем, не в силах поверить тому, что говорило ему чутье. Шатен был сувайвором. Причем весьма крутым, со стажем. Да не просто сувайвором, а с дополнительными способностями, полученными, очевидно, благодаря крови Измененных, – фризера, кинетика и пьющего жизнь. Безумие какое-то! Как такое может быть?

И в тот же миг у него молнией полыхнуло воспоминание-догадка. Один взгляд на лицо сувайвора подтвердил справедливость этой догадки. Точно! Это он! Изучая материалы по сувайворам, Эдуард, естественно, не мог пройти мимо досье на Артема Калитвинцева, он же – сталкер Художник, он же – единственный на тот момент сувайвор на Земле. Досье-то, конечно, было жидковато, данных в нем ощутимо не хватало, но по крайней мере фотография там была. Стало быть, перед Эдуардом сейчас лежал тот самый почти легендарный сувайвор, который сумел схлопнуть Лесногорскую аномалию и помог одолеть безумного Сеятеля в Белоярской Зоне. По-видимому, он сейчас работал вместе с Посвященным, и эти двое на курумниках – из его команды… А еще… ну да, он, похоже, и есть отец Глеба, если, конечно, на Земле не появился еще один неучтенный сувайвор, что очень вряд ли. Вот это да! Что называется, поперло!

Однако не дело, что он лежит здесь без сознания, – мало ли что случиться может. Да и времени разлеживаться нет. Эдуард спустился к Художнику и произвел еще одно ментальное касание – взбадривающий импульс и мыслеобраз: «Вставай и срочно спускайся к своим спутникам! Они точно знают, куда надо идти!»

Сувайвор зашевелился, а Эдуард отлетел подальше и сбросил настройки на становые бомбы – теперь, кажется, вопрос с ними решен и можно возвращаться к Глебу… Или все же к Алине, помочь ей, сталкерам и пироманту продержаться до подхода помощи?

Он почти уже склонился ко второму варианту, когда через нить ментальной интеграции услышал полный страха и отчаяния мыслекрик Глеба:

«Дядя Эдуард, возвращайтесь! Моя мама в беде! Она здесь, и на нее напали! Она зовет меня! Дядя Эдуард, скорее!»

* * *

Глеб не знал, что делать. Он слышал голоса и папы, и мамы уже здесь, в этом странном месте, в сумеречном мире. Они искали его, звали, но Глеб не хотел их слушать, боялся, что если отзовется, то сдастся и пойдет к ним, не закончив начатое дело. И глушил их голоса. Он сам не знал, как это получалось: он не хотел слышать – и голоса становились тише, пока не замолкали совсем. Мальчик не понимал: если он так умеет, то почему у него не получалось с Зовущим?

Так было. Но после встречи с дядей Эдуардом и его рассказа все изменилось. И теперь, если папа и мама позовут его, он уже почти наверняка откликнется. А может, даже сам их позовет, только поможет дяде Эдуарду, посоветуется с ним и позовет.

И вот сейчас звучал голос мамы, а Глеба буквально парализовало страхом. Потому что в голосе мамы он слышал боль и отчаяние:

«Глеб, не выходи! Прячься! Они ищут тебя! Враги ищут, слуги хозяина этой Зоны! Они могут прикинуться мной или папой. Не верь им, прячься!» и следом за этим – крик боли. Глеб ни разу не слышал, чтобы мама так кричала. Значит, она в беде, в большой беде. Ее нашли чудовища. Искали его, Глеба, а нашли ее. А значит, и это тоже из-за него. Если бы только Глеб не сбежал из Листвянки и не приехал сюда, и тетя Света была бы жива, и с мамой бы ничего не случилось, и вообще… Но что он сейчас может поделать? Один мальчик против чудовищ, которые мучают его маму. И как поступить, когда она говорит прятаться и никому не верить, говорит, что чудовища могут превратиться в нее или в папу? Как быть-то?! На глаза мальчика наворачивались злые слезы, и теперь он даже не пытался их вытирать. Какая разница теперь, кто их видит? Даже дядя Эдуард сейчас в светлом мире, а он, Глеб, тут совсем один.

Но как же можно никому не верить, всех бояться?! Никому-никому? А дяде Мише и дяде Степе? А дяде Эдуарду? Они же хорошие, разве нет? И от них прятаться? И им не верить? Ну, нет, Глеб так не согласен. Если он будет бояться, то вообще никого не спасет, и маме тоже будет плохо. И пусть Глеб маленький и слабый, но у него есть друзья, и он попросит их спасти маму. Вот прямо сейчас и попросит. И пусть поберегутся те, кто посмел сделать ей больно!

«Дядя Эдуард, возвращайтесь! – послал Глеб мыслекрик вдоль «нити бумажного змея». – Моя мама в беде…»

* * *

«Где она?»

– В городе. В мертвом пустом городе.

«В Златоусте?»

– Наверное. Я не знаю, как он называется. Мы заходили через него. Я примерно почувствовал место, откуда она кричала.

«Покажи мне его. И образ твоей мамы заодно».

– Как?

«Просто подумай об этом. Представь поярче».

Какое-то время у Глеба ушло на то, чтобы отправить внятный мыслеобраз, но, когда получилось, Эдуард уже примерно понимал, кого и где искать. Остался один нюанс: как ему, бесплотному, ей помочь…

«Ты говорил, с тобой шли двое».

– Дядя Миша и дядя Степа.

«Представь их тоже».

Через несколько секунд в сознании Эдуарда возникли образы двух крепких мужчин, и он в очередной раз за этот безумный день опешил: один из них был ему хорошо известен, правда, только по фотографиям. Сувайвор Михаил Стрельцов. Но он совершенно точно должен быть мертв. Что за чертовщина тут творится?!