Как-то так.

Ты наносишь косметику, но не слишком много. Слегка. Как раз чтобы придать лицу свечение, контур, определенность. Зеркало по-прежнему запотевшее, но, сделав шаг назад, ты видишь свое хмурое отражение. Трудоголик. Ты поворачиваешься одним боком, спиной, другим боком, спиной, расправляешь юбку, сборку на блузке, проверяешь высоту каблука. Это работает, обычно работает, и ты знаешь, что молода, очень молода. Ты прекрасно знаешь, что твоя молодость — это преимущество. Ведь как говорил твой босс? Он говорил, что наиболее влиятельные люди на земле — это пожилые мужчины и хорошенькие девушки. Быть может, он был прав, кто знает, но сейчас ты просто оцениваешь свой внешний вид, правильность своего наряда, а в лифте заглядываешь в сумочку, чтобы убедиться, что взяла все самое необходимое: телефон, расческу, кредитку, презерватив.

Затем тебя ждет Нью-Йорк. Ты выходишь и чувствуешь на себе ледяной ветер. Сосредоточенные прохожие практически бегут по делам, пытаясь поскорее добраться до нужного им здания. Можно было бы пошиковать и взять такси, и ты можешь себе это позволить — у тебя приличное жалование, как оказалось, — но в это время суток, с этими пробками, при том что ехать тебе в другой конец города, дорога была бы пыткой. Ты мчишься до ближайшей станции метро, спускаешься в тоннель, проходишь мимо мифического существа, которое точно узнала бы Констанция, проводишь месячным проездным на турникете, толкаешь трипод бедром и проверяешь телефон, пока ищешь место, где встать на платформе. Метро всегда пахнет одышкой, словно логово какого-то ужасного существа, чье дыхание год за годом перекрывает краска на стенах, пока еще какой-нибудь запах не просачивается сквозь них. Думая об этом — а думаешь ты об этом каждый день, — ты смотришь в телефон и проверяешь десятки новостей. Уровень цен на бирже. Ведущие заголовки. Сообщения, письма, электронная почта.

Ты даже не ищешь вестей от Джека. Ты уже давным-давно сдалась.

И хотя ты не сдавалась, делаешь вид, что это произошло. Убеждаешь себя в этом. А это уже половина успеха.

Затем приходит твой поезд, ты заходишь в него, смотришь по сторонам, находишь поручень, за который будешь держаться, и поезд везет тебя дальше. Терпимо. Достаточно рано, поэтому терпимо. Твой телефон перестает ловить сеть, поезд ныряет в темноту мира, соединяющую станции, и ты думаешь о боге пламени, Вулкане, о Констанции и обо всех подземных существах, земляных животных. Эта странная, нездоровая мысль поражает тебя до глубины души. Когда поезд наконец останавливается на нужной тебе станции, ты спешишь выбраться на воздух, поближе к свету, дневному свету, и ледяному блеску зимнего Нью-Йорка.

Теперь ты карьеристка, девушка на ходу, потому что тебе нравится твой наряд, ты уверена в себе и замечаешь, как мужчины, мимо которых ты проходишь, обращают на тебя внимание. Ты останавливаешься у кофейного фургончика и заказываешь не слишком крепкий кофе с обезжиренным молоком и двумя ложками сахара, а затем решаешь раскошелиться на фруктовый салат в пластиковом контейнере. Ты несешь все это к своему зданию, наслаждаясь теплом кофе в руке, преодолеваешь вращающуюся дверь, ищешь охранника Билла за стойкой регистрации, наблюдающего за камерами, которые показывают ему каждый уголок здания.

— Доброе утро, Билл! Как дела?

— Хорошо, мисс Малгрю.

— Рада слышать. Я сегодня первая?

— Почти.

Ты поднимаешься на лифте — снова нечто мифическое в этой жизни, вверху и внизу, над землей и под ней — и на секунду вспоминаешь о могучем ясене, европейском ясене, теперь, наверное, покрытом снегом. Ты думаешь о статуе Пана, смотрящего на Люксембургский сад. Лифт останавливается на твоем этаже — двадцать третьем, — ты берешь себя в руки и настраиваешься на рабочий лад. Работа, работа, работа. Священная работа. Все хорошо, ты любишь работать, поэтому подходишь к своему рабочему месту, вешаешь пальто на вешалку, ставишь кофе на стол, кладешь сумку в нижний ящик и осматриваешься вокруг. У одного из руководителей горит свет — у Берка. Понимаешь это чуть позже, но ты с ним не особо общаешься. Еще слишком рано, поэтому ты садишься за стол, запускаешь компьютер, подключаешь телефон к свободному кабелю. Все. Готова к работе.

Минуту или две ты мешаешь фруктовый салат, читаешь доклад журнала «Уолл Стрит», поедаешь сладкий солнечный свет, пока позади и вокруг тебя постепенно загораются лампы и топочут служащие. Вот и начался новый день, а Джека по-прежнему нет, и твое сердце предательски отказывается его отпускать.

42

Для таких вещей существует особый, женский алгоритм действий.

Прежде чем отправиться на банкет на 14-й улице, прежде чем сделать хоть что-то, Констанция вытянула руку, а мы с Эми, как и полагается девочкам, хором завизжали.

Эми схватила руку Констанции и поднесла ее поближе к себе.

— Чтоб мне провалиться! Оно прекрасно, — сказала она, рассматривая кольцо. — Классическая оправа. Платина, верно? Не белое золото. О, оно очень красивое, Констанция, невероятно. Платье в стиле ампир?

Все это происходило по пути к нашему столику. Я не могла поверить, что звезды наконец благоволят нашей встрече. Десять дней назад Констанция вернулась из Австралии — обрученная! — а Эми ехала с поисков работы в Огайо с пересадкой в Нью-Йорке. Наша встреча состоялась сама собой, что лишь прибавляло всему этому невероятности. К тому же я чувствовала себя удивительно взрослой. Я, жительница Нью-Йорка, обедаю со своими подругами посреди рабочего дня. Шок. Я знала, что девчонки чувствуют то же.

Метрдотель терпеливо подождал, пока мы усядемся, и принес меню. Это был вьетнамский ресторан с названием, связанным с крабом. «Прекрасный краб» или «Волшебный краб». Констанция прочитала о нем в «Нью-Йоркере» и предложила пойти именно сюда. Мы почти одновременно приехали к ресторану: Констанция с Эми вместе доехали на такси от станции Пенн.

Констанцию усадили посередине. Мы с Эми по очереди смотрели на безымянный палец подруги.

— Ладно, я хочу услышать всю историю, — сказала Эми. — Он мило сделал предложение? Как это произошло? Без алкоголя здесь не обойтись. Коктейль «Скорпион» и три соломинки, пожалуйста.

Официантка — миниатюрная вьетнамка в черных брюках и оливковой тунике — еще не успела подойти к столу, как Эми уже засыпала ее заданиями.

— Три соломинки, — подтверждающе повторила официантка.

— Три соломинки, — согласилась Эми.

На секунду, пока Констанция не начала свой рассказ, мы замолчали. До чего же приятно было наконец собраться, и все мы в тот момент чуточку смущались. Рассматривали ресторан, интересуясь мебелью больше, чем было на самом деле. Но Эми спасла нас, попросив у помощника официанта воды.

— С каких пор в каждом чертовом ресторане приходится просить воды? — возмутилась она. — Они пытаются сэкономить жидкость для мытья посуды и воду или что?

— Думаю, это на случай нехватки воды, — неуверенно сказала я.

— Это Нью-Йорк! Здесь не бывает нехватки воды! По крайней мере, я ни о чем подобном не слышала. Ладно, Констанция, рассказывай. Ты знаешь, что мы хотим услышать. Ничего не упускай.