18 июля 1976 года

На улице стоял фургон для перевозки мебели. Мотор на дизельном топливе выкашливал черный дым из выхлопной трубы. Я слышала, что в кабине играет музыка, видела спирали сигаретного дыма, тянущиеся из открытого окна.

Пока мы спали, душная июльская ночь плавно перешла в чудесное утро, ясное и безветренное. По краям неба танцевали маленькие облачка, а где-то высоко над нашими головами выводил трели черный дрозд – так сердечно и проникновенно, что я не понимала, почему весь мир не остановился послушать его песню.

Мы с Тилли сидели на ограде возле моего дома, с шербетными леденцами и ощущением радостного предвкушения, ну, прямо как зрители в кинотеатре. Солнце грело наши босые ноги, и мы вытягивали их навстречу дню.

– Нет. – Я отгрызла кусочек лакричного леденца, и шербет начал таять на языке. – Не думаю, что еще долго.

Фургон стоял рядом с домом номер четырнадцать вот уже сорок пять минут, и все это время мама маячила в кухонном окне, делала вид, что протирает стекла.

Я спросила, не хочет ли она посидеть рядом с нами, но она ответила:

– Нет у меня времени на такие глупости, дел полно. – И продолжала притворяться.

– Как думаешь, а дети там будут? – спросила Тилли.

Я уже в четвертый раз ответила ей, что не знаю. И просто продолжала сосать леденец, постукивая пятками о камни. Миссис Дейкин загорала у себя в саду с открытыми глазами, миссис Форбс в шестой раз за последние полчаса выходила во двор к мусорному баку. Вся наша улица застыла в напряженном ожидании.

Машина прибыла то ли в 11.08, то ли в 11.09 (на моих часах отсутствует одно деление, так что точнее сказать не могу). Длинный, похожий на металлическую сигару и такой большой автомобиль, что припарковаться у дома номер четыре он смог только со второго захода. Распахнулась дверца со стороны пассажира, затем – водительская дверца, ну, а уж затем открылась дверь в задней части салона. Я так засмотрелась, что забыла вынуть леденец изо рта.

Поначалу мне показалось, что из машины вылезает нечто золотое, зеленое и сапфирово-синее. Затем я поняла, что это ткань, и не просто ткань – чьи-то одежды. И что эти многочисленные складки и драпировки обернуты вокруг самой красивой женщины, которую мне только доводилось видеть. Она улыбнулась нам и махнула рукой, и мужчина, который встал с водительского сиденья (он был одет в белую рубашку и самые обычные брюки), тоже улыбнулся и махнул нам. А потом из задней дверцы пулей вылетел маленький мальчик и принялся бегать по лужайке.

– О боже ты мой! – воскликнула Тилли. – Индийцы!

Я вынула леденец изо рта.

– Ну, скажи, разве не здорово?

Через изгородь было видно, как мусорный бак миссис Форбс опрокинулся на дорожку, а откуда-то издалека донесся звон битой посуды.

– Дело совсем не в том, – ответила мама (я бы сказала вам, сколько раз она говорила это, но сбилась со счета).

– Тогда в чем же? – спросила я.

– Им могут не понравиться непрошеные гости. У них наверняка свои обычаи.

– Потому что они индийцы?

– Дело не в том.

– Но ведь ты испекла торт, – сказала я.

– А, это. Но торт, он для кого угодно.

– А еще там наверху сахарной глазурью выведено: «Добро пожаловать».

Тут мама неожиданно заинтересовалась «ТВ таймс».

– Ладно, тогда схожу сама.

– Даже не думай! – Мама отложила газету на подлокотник кресла. – Ну хоть ты скажи ей, Дерек.

До сих пор отец не принимал в разговоре никакого участия. Сидел, забившись в угол дивана, читал книжку, и никто не обращал на него внимания. Он сказал: «ну», «возможно» и «если» и снова погрузился в молчание.

Мама смотрела на него многозначительно и с укоризной. Глаза ее просто кричали.

К счастью, этот безмолвный крик прервал звонок в парадную дверь. Мы никогда не пользовались этой дверью, она служила скорее для украшения. Мы даже не знали, можно ли ее вообще открыть и закрыть, и секунду-другую просто сидели и переглядывались.

Потом отец вскочил и все мы тоже. Он воевал с входной дверью какое-то время, потом велел нам отойти, поднажал плечом – и дверь распахнулась. На пороге стояли красивая леди, ее муж в простой одежде и мальчик, который носился как пуля.

– Привет, – сказала я.

Мама пригладила волосы и поддернула брюки. Отец просто улыбнулся.

– Привет и вам, – сказала красивая леди.

– Я так рада, что вы индийцы, – ляпнула я (вообще-то я собиралась сказать «входите, пожалуйста», но выдала фразы не в том порядке). Красивая леди и ее муж засмеялись, и через пять минут все сидели рядком на диване в гостиной.

Красивую леди звали Аниша Капур, ее мужа – Амит Капур, а маленького мальчика – Сахид. Их имена показались мне экзотичными и прекрасными, как драгоценные камни, и я без конца мысленно повторяла их.

– Очень мило с вашей стороны, – сказала мама. Ей только что вручили коробку конфет. Аниша Капур называла это конфетами, но на самом деле угощение больше походило на печенье, какое-то совершенно необыкновенное.

– А я испекла вам торт, – сказала мама.

– Но вообще он для всех сгодится, – вставила я.

Мама выразительно покосилась на меня.

– Как это мило, что вы зашли, мы как раз собирались навестить вас и поприветствовать.

Теперь уже я покосилась на нее.

– Мы хотели бы познакомиться со всеми соседями, – сказал Амит. – Ведь это очень важно – поддерживать дружеские отношения со всеми соседями, чувство общности, не так ли?

– О, да, да, – в один голос ответили мои родители.

– И чувствовать себя частью общины? – добавил Амит.

– О, это определенно, определенно, – сказали мои родители.

Я задумалась: что же это такое – чувство общности? Может, оно сводилось к долгому пребыванию Шейлы Дейкин в кладовой или таилось в одиночестве Эрика Лэбма в сарае? Может, оно сидело рядом с Мэй Рупер на ее заваленном вязаньем диване или внедрилось в облупленную краску оконных рам в доме Уолтера Бишопа? Может, оно присутствовало везде и повсюду, но мне пока что не удалось его обнаружить.

– Я очень рада, что вы стали нашими соседями, – сказала мама. – Это привнесет новые цветовые оттенки…

Отец поперхнулся печеньем.

– Я совсем не это имела в виду, – поспешила добавить мама. – Просто хотела сказать, это как-то разнообразит наш мир, сделает его более ярким. Я имела в виду…

Аниша рассмеялась.

– Я поняла, что вы имели в виду.

Я слышала, как папа пытается откашляться на кухне, куда пошел поставить чайник.