— Одно другому не мешает, — кивнула я.

— Нет, ты ничего не понимаешь! — Она приняласьметаться по комнате, размахивая руками и полами халата и выкрикивая:

— Я его люблю больше всего на свете! Больше собственнойжизни! Я хочу, чтобы он был счастлив, а не увязал, как ты выразилась… Ты что,не понимаешь?

— Как никто другой, — пробормотала я и повторилачетко:

— Как никто другой. Не скажешь, почему люди не учатсяна чужих ошибках? Впрочем, и на своих тоже.

— Послушай, я не хочу, чтобы он узнал… Я даже думать обэтом боюсь. Сейчас у нас все прекрасно. Он считает, что я обычная девушка,которая работает в офисе, живет на свою зарплату и мечтает об отдыхе в Испании.Когда он узнает, кто я на самом деле…

— А кто ты на самом деле? Ты действительно девушка,которая работает в офисе и…

— Прекрати.

— Язык, правда, не поворачивается назвать тебяобыкновенной. Ты очень красивая и необыкновенная.

— Конечно, необыкновенная. — На глазах Машкивыступили слезы. — Бывшая зэчка, которую трахает ее шеф, за которым она ктому же шпионит. Я каждый день дрожу при мысли, что Антон узнает.., вдруг емукто-нибудь расскажет…

— Ерунда. Те, кто мог бы рассказать, не числятся средиего знакомых.

— А Ник? — робко спросила Машка.

— Разумеется, Ника следовало бы опасаться. Он мерзавеци мог посвятить Антона в подробности твоей биографии. Просто так, без всякойцели. Но в последнее время он ведет себя тихо.

— Из-за Рахманова?

Я пожала плечами.

— Другой причины не вижу.

— Ты его любишь? — взяв меня за руку, спросилаМашка. — Ты любишь Олега?

Признаться, меня ее вопрос удивил, а Машка тут женахмурилась, заметив мою реакцию.

— Нет? Но тогда зачем? Зачем ты с ним?

— Например, затем, чтобы не быть с Ником. На самом делепричин много. Но и этой вполне достаточно.

— Боже мой, а я-то радовалась.., я думала…

— Машка, — ласково попросила я, — не валяйдурака. Если правильно разыграть эту карту, у нас есть шанс. Внуши своемуАнтону мысль, что вам надо уехать из города. Тебе надо сменить окружение, чтобызавязать с наркотой. В другом городе, где тебя никто не знает, тебе не придетсябояться. Вас отпустят. Антон друг Рахманова, Олег хорошо к нему относится.Действительно хорошо. Все получится. Вы уедете, а потом и я. Только,пожалуйста…

— Ты хочешь, чтобы я его обманывала?

— С ума сошла? Зачем? Я хочу, чтобы ты немножкоподумала о себе. А значит, надо и его правильно настроить.

— Он не рояль, чтобы его настраивать.

— Извини, я не так выразилась. Обещай мне, что тыиногда будешь думать о себе.

— Я не собираюсь расставлять ему ловушки и заманивать вкапкан! — закричала она.

— Нет, конечно, нет. Только не попади в капкан сама.Как я когда-то. Чуть-чуть думать головой это не предательство, уверяю тебя.

Машка села в кресло и долго молчала. Брови сошлись упереносицы, лицо напряженное. Она была похожа на разгневанного ребенка: емузапретили сладкое, и он обиженно надул губы.

— Знаешь, Юлька, ты очень изменилась, — вдругсказала Машка и подняла голову, в глазах была боль. А еще тоска. О чем-тотаком, что навсегда ушло. — Тебе никто не нужен. Хуже того, ты всехненавидишь.

— Тебя?

— Нет. Хотя, может быть, и меня тоже. Тебя грызетчувство вины. Я же вижу, я знаю.

— Вот как? — сказала я, поднимаясь. — Я тебялюблю, но твое право в этом сомневаться. Я, собственно, пришла к Антону. У меняк нему просьба.

Тут входная дверь хлопнула, и появился Антон. Машкабросилась к нему с таким счастливым лицом, что на мгновение мне стало больно.Антон мне улыбнулся, но во взгляде мелькнуло беспокойство, точно он не ожидалменя здесь увидеть и моим появлением был недоволен. Я подумала, стоит липросить его об одолжении, но Машка уже тараторила:

— Тони, у Юльки к тебе просьба. Поговорите, а я покаприготовлю что-нибудь вкусненькое.

Она скрылась в кухне, Антон сел в кресло и теперь почему-товыглядел виноватым.

— Слушаю, — сказал он и смутился, вышло чересчурофициально.

Я изложила свою просьбу. Пока он слушал, его недоумение лишьувеличивалось.

— Ты хочешь, чтобы я узнал, кто владелец гаража? Тоесть бывший владелец? А зачем тебе?

— Разыгралось любопытство. У меня еще просьба: пустьэто останется между нами.

— Хорошо, — пожал он плечами, мало что понимая.

Я направилась в прихожую, он пошел меня проводить.

— Может, останешься поужинать?

— Нет, спасибо, у меня дела. Машка, пока! —крикнула я, поспешно выходя из квартиры. На душе было муторно, и от Машкиныхслов, и от беспокойства за нее.

Я шла по темной пустынной улице и, свернув к гаражам (тамбыла короткая дорога к дому), услышала шаги. Сначала я не обратила на нихвнимания — место глухим никак не назовешь, граждане часто выбирали этот путь,здесь даже фонари горели, правда, не сегодня. И тут на ум пришлопредостережение Ника: почаще поглядывать, что у меня за спиной.

Тогда я пошла медленнее. Шаги стали глуше, а потом и вовсестихли. Я повернулась, вглядываясь в темноту, постояла так немного и,убедившись, что никто не идет следом, продолжила свой путь, но теперь чуткоприслушивалась. И вскоре шаги раздались вновь. Они были тихими, едваразличимыми. Я быстро огляделась, но за спиной по-прежнему никого не было. Шагислышались то впереди, то сбоку, то звук шел откуда-то сзади, и в голову явиласьмысль, что в темноте скрывается даже не один человек. И человек ли вообще? Яповернула к проспекту. Там неподходящее место для призраков. Всерьез я,конечно, в них не верила, но в такое время чего только не придет в голову,особенно если совесть не чиста. Если души умерших не находят себе места, ониявляются своим врагам, а кое у кого точно есть ко мне претензии.

Усмехнувшись, я покачала головой и даже хихикнула, но,скорее, нервно. Пожалуй, мне стоило бы опасаться не бесплотных духов, а вполнереальных людей, к примеру, того типа, что любит возню с ножичком.

Я быстро продвигалась вперед, шаги теперь звучалиотчетливее, но я больше не оборачивалась, шла, напряженно ожидая нападения. Яуже видела свой дом, когда меня вдруг окликнули: