может решать, когда и с кем!..

— Ни на какой целибат я не соглашался! И вообще все твои условия появлялись после того, как я что-то делал, а не до!

— Это неважно, ты согласился на все мои условия еще до того, как они появились, — отозвалась Бьянка. — А теперь, Мария, накажи его!

— Что?!..

— Как прикажете, госпожа.

Матео показалась, что Мария произнесла это с заметнымудовольствием. А потом он вспомнил про плеть в ее руках, длинную и тонкую. И наверняка очень болезненную. Которую ко всему прочему он выбрал сам!

— Ведьмы! Извращенки!! — вскрикнул он. — Отвяжите меня!!

— Только мягко, Мария, — сказала Бьянка. — Нам тут не нужно крови.

— Как прикажете, госпожа.

В воздухе раздался глухой свист, и плеть приземлилась прямиком на его спину. В первое мгновение Матео не почувствовал ничего, кроме ошеломления, а потом нервно взвился.

— Больно же!..

Крюк с шумом закачался под потолком, и мелкие камешки градом посыпались ему на голову.

— Отпустите!!

В ответ только снова свистнула плеть.

Часть III. Текила Бум

РЕЦЕПТ: текила, содовая, свежевыжатый сок лайма и один сильный удар по столу.

ПРИМЕНЕНИЕ: Крепкий коктейль для серьезных разговоров, сбивающий не только с ног, но и с толку. Так что лучше пить залпом. И не вдумываться.

Глава 9. Семейные узы

— Сеньор Матео, — последовал за стуком в дверь знакомый спокойный голос, — если вы еще здесь, и если вы еще живой, то имейте в виду, у нас скоро завтрак.

— Дьяволица, — пробормотал Матео и, болезненно нахмурившись, натянул одеяло повыше.

Это было самое отвратительное утро из всех, которые он только помнил. Руки болели так, будто их выкрутили, на запястьях остались ссадины от вчерашней веревки, а спина мучительно ныла всякий раз, когда он поворачивался. Феликс, лежавший в его ногах, при его пробуждении поднял голову и, как показалось Матео, с грустью посмотрел на него. Единственная живая душа, которая в этом доме способна на сочувствие, решил Матео. Но, увы, разговор пес поддержать не мог, да и жаловаться ему было бесполезно.

Покряхтывая и удивляясь, почему болят еще и ноги, Матео осторожно сполз с кровати. Внутри его старенького шкафа было небольшое зеркало с огромной трещиной посередине, и, неловко вращаясь на месте, он попытался рассмотреть свою спину. Крови вчера не было, а, значит, и шрамов быть не должно. На коже остались только длинные красные полосы, похожие на неглубокие царапины. Однако, слегка прикоснувшись к одной из них, Матео неприятно скривился не столько от боли, сколько от воспоминаний. Вчерашнее издевательство продолжалось недолго, и в общей сложности он насчитал около десяти ударов. Хотя в количестве Матео не был уверен, так как от раздражения и обиды он неоднократно сбивался со счета.

Где-то на пятом ударе, перебивая его яростное возмущение, раздался взволнованный голос Бьянки:

— Мария, достаточно!..

Но Мария не прекратила. Видимо, у нее был свой счетчик. И Бьянка повторяла приказ как минимум трижды, каждый раз все более нервно и громко. Наконец раздался свирепый свист, и Матео зажмурился, ожидая резкого удара. Однако вместо этого плеть с шумом опустилась на стену. Несколько камешков выпали и глухо шлепнулись о пол. На этом все и закончилось.

Матео скорчился, вспоминая звук, с которым плеть касалась его спины, и ощущения, следовавшие за этим. Но самые болезненные раны были нанесены не его телу, а его самолюбию. Обидно, безумно обидно и унизительно, что с ним так обошлись. Как такое вообще могло случиться? Ненормальные, сумасшедшие ведьмы…

Захлопнувшкаф так раздраженно, что старое зеркало внутри угрожающе задребезжало, Матео снова сел на кровать. Самое неприятное, что даже поговорить о случившемся было не с кем. Позвонить в полицию? И что он скажет? Меня выпороли две девушки? Не поверят. Да еще и засмеют. Он покосился на телефон. Отцу, что ли, позвонить?.. Да ни за что на свете! Будет еще глупее, чем с полицией. Он рассеянно пробежался по немногочисленному списку своих контактов и выбрал единственного человека, способного его понять и помочь.

— У меня для тебя хорошая новость! — как всегда оживленно начал беседу Эмилио, его агент и немного друг. — Зал для выставки я уже арендовал!

— Эмилио…

— Подожди! — энергично перебил его агент. — Я даже договорился, что на улице будет висеть наш рекламный плакат. А это — самый центр города, между прочим. Представляешь, какая реклама?..

— Эмилио…

— … И теперь самое главное! Как тебе название “Мимолетная Севилья”?

Эмилио замолчал, сделав торжественную паузу.

— Давай отменим выставку, — мрачно сказал Матео, мысленно складывая свои вещи в стоящую рядом сумку.

— Если не нравится, — невозмутимо отозвался Эмилио, — можно назвать “Солнечная Севилья”, не так запоминается, но все же…

— Давай все отменим!!

Вскочив с кровати, Матео распахнул сумку и начал сбрасывать туда свои вещи уже по-настоящему. На самое дно полетели кисти и карандаши. Старый шкаф испуганно скрипнул, и несколько маек сердито шлепнулись прямо на блокнот, помяв его. Все еще прижимая смартфон к уху, Матео продолжал яростно паковаться. А что? По его мнению, это был единственный выход, возможный в данной ситуации: Эмилио отменяет выставку, а он — этот дурацкий придуманный Бьянкой договор и навсегда забывает про нее. Самое время покинуть этот чертов дом!.. Матео уже почти добрался до стоящего в углу мольберта, когда его агент наконец медленно заговорил голосом, каким бы мог уговаривать маленького ребенка не плакать:

— Матео, я же тебе говорил, что это невозможно… Да и зачем? Если бы Пикассо отменял выставки, то он бы не стал Пикассо.

— Он и так был Пикассо, — буркнул Матео, пытаясь застегнуть небрежно набитую сумку.

— Но он бы тогда не стоил как Пикассо!.. Хватит паники! — строго сказал Эмилио, услышав, как затрещала молния. — Выставку уже не отменить. И вообще рекламу оставь мне, а ты просто рисуй! Каждый должен делать то, что у него получается.

Молния непослушно разъехалась в стороны, и, чертыхнувшись, Матео с досадой повернулся к окну. Там привычно мелькнули кладбищенские надгробия, темные вершины деревьев и верхушка инквизиторской церкви.

— Вдохновения нет… — проворчал он, отворачиваясь от окна. — Пейзажи тут жуткие!

— Так рисуй людей, — моментально посоветовал Эмилио. — Графиню свою нарисуй, например.

— Я не рисую людей!

Да, на его взгляд, тут и не было людей. Только дьяволица и стерва. И он сам еще не до конца понял, кто из них кто. Но больше всего раздражало, что его сумка никак не хотела закрываться, словно вступила в сговор с Эмилио, не желавшим