оплакивающих его женщин. А зря: оно было выточено с таким же мастерство, как и лица девушек, и тоже казалось почти живым. Даже более того, оно было умиротворенным и возвышенным, таким, каким бывает лицо мученика, дух которого наконец-то покинул истерзанное тело. Не похоже, что этот человек был таким развратником, как говорила Мария.

— И кем он был? — спросил Матео. — Садоводом?

— В каком-то смысле, сеньор Матео, если вы любите метафоры. Вот маркиз их очень любил… — голос Марии стал немного насмешливым. — Маркиз де Рибейра был для Испании как маркиз де Сад для Франции, если вы понимаете, о чем речь… А сам себя он называл севильским дон Жуаном, только на этот раз настоящим, а не выдуманным.

— Ничего о нем не слышал, — недовольно произнес Матео, которого все больше раздражал явно издевательский рассказ.

— Неудивительно: его славу забрала его жена. В городе…

— И как же она это сделала? — небрежно перебил Матео. — Была еще большей извращенкой, чем он?

— Не совсем. Она его убила, — глаза Марии замерли на нем, и на миг ему показалось, что в них мелькнула угроза. — И в немалой степени это — его вина, — она кивнула на умирающего старика на надгробии. — Но это конец его истории. А вам стоит послушать ее начало… Маркиз де Рибейра всегда отличался жизнелюбием и любопытством и редко считался со мнением окружающих. Он был немного философом и куда больше вольнодумцем. В юности ему стало тесно в строгой католической Испании, и он отправился во Францию, где нравы был попроще, а дух посвободнее. Благородство происхождения, обходительность манер и веселый нрав позволили ему попасть в Версаль и завести там много новых друзей, среди которых была и маркиза де Помпадур, фаворитка самого короля…

— Еще одна маркиза? — перебил Матео. — Как-то их много для одной истории…

— Сеньор Матео, — серьезно заметила Мария, — в этом и есть ваша проблема. Вы слишком легко переключаете внимание с одной женщины на другую. Не стоит, это может быть крайне опасно…

Взгляд Матео машинально скользнул по объемному карману ее фартука, и он задался вопросом, что она там может хранить. Шокер, наручники? Или что пострашнее?..

— Вы, кстати, что-нибудь про Олений парк слышали? — вернула она его внимание.

— Это где олени водятся? — с усмешкой отозвался Матео, не желая признаваться в своем незнании.

— Нет, там водились куда более милые создания, которых мадам де Помпадур с особой тщательностью подбирала для своего короля. Разумеется, наш маркиз знал об этих охотничьих угодьях, но ему туда вход был заказан — за это можно было поплатиться головой или любой другой частью тела в зависимости от настроения короля. Так что маркиз просто знал и просто завидовал, удовлетворяя свои потребности в более доступных местах. Но не стоит его строго судить. Напомню, середина восемнадцатого века. А кто в те годы не завидовал королю? Особенно французскому, это вот уже следующему было не позавидовать…

Так и провел маркиз большую часть жизни на чужбине, вкушая плоды просвещения: читая запрещенные книги, общаясь с лучшими умами того времени и, конечно же, предаваясь радостям свободной от оков брака любви в компании как невинных девушек, так и почтенных дам. Однако за жизнь, полную развлечений, иногда приходилось платить небольшими услугами и особыми поручениями, которые новые друзья с охотой возлагали на маркиза. Так именно он помог мадам де Помпадур в громком деле о банкротстве ордена Иезуитов во Франции и блестяще с этим справился.

Слава о его успехах дошла до родной Испании, где как раз возникла потребность в подобного рода услугах, и, не мешкая, страна позвала блудного сына домой. Откликнулся он, правда, не сразу, и его заметно остывший патриотизм пришлось подогревать обещанием солидного вознаграждения. В итоге маркиз вернулся на родину и со свойственной ему энергией принялся за дело. За несколько месяцев мощный и влиятельный орден был разорен и оказался на грани упразднения, а роскошный особняк, некогда ему принадлежавший, в качестве благодарности был передан на славу постаравшемуся маркизу.

Дом вызвал у него небывалый восторг, превзойдя все, даже самые смелые, ожидания: настоящая крепость, затерянная среди буйной зелени, отрезанная от города рекой. Первым делом маркиз разбил на территории шикарный сад, наполнив его кустами, цветами и особенно деревьями, высокими и раскидистыми. Возможно, он пытался создать некое подобие райского сада, а возможно, — ширму от любопытных глаз, сделав и без того уединенное место почти невидимым. А для маркиза, имеющего на особняк особые планы, это было особенно важно…

Закончив с садом, маркиз, как и подобает благородному человеку при деньгах, занялся благотворительностью и на месте старой иезуитской семинарии устроил женский пансион. Его воспитанницами становились исключительно бедные сиротки, не имеющие ни покровителей, ни надежд на будущее. Брал он их туда совсем маленькими девочками, а выпускал уже взрослыми, цветущими созданиями. Одним он находил влиятельных мужей, другим — любовников, давал за них неплохое приданое или выплачивал солидную ренту.

Вот только считать маркиза совсем бескорыстным не стоит. По мере взросления девушкам, не имеющим ни денег, ни поддержки, приходилось оплачивать свое будущее благополучие другими, более посильными способами — даря свои юность и красоту стареющему маркизу. Он же ценил эту валюту гораздо больше, чем золото, и изначально отбирал в пансион девочек с потенциалом компенсировать ему потом все понесенные издержки. Но прежде, чем вы начнете его осуждать, надо сказать, что в те годы даже девушка пятнадцати лет уже не считалась ребенком, а, значит, вполне была пригодна…

— Для чего? — с подозрением перебил Матео.

— Для всего, сеньор Матео. Но в первую очередь для образования, которым маркиз занимался с большой охотой. В те годы девушек не принято было учить многому: музыка, пение, танцы, этикет и, разумеется, религия. Вот только маркиз ввел в эту скудную программу еще один предмет, ради обучения которому он и создал Кама де Флорес.

Учителями в пансионе были опытные куртизанки, тщательно отобранные маркизом и уже не раз доказавшие ему свои умения. За хорошее содержание и жизнь, лишенную проблем, они объясняли девушкам, что хорошо, а что плохо, как можно и как нельзя разговаривать с мужчиной, как владеть своим телом и как реагировать на любые, порой несколько странные просьбы своего великодушного покровителя. Однако теория бессильна без практики, и ввиду того, что других мужчин в Кама де Флорес не было, практикой с воспитанницами занимался сам маркиз, и на нем же навыки и оттачивались.

И с позиций морали, и с позиций чести мотивы и поведение маркиза можно считать преступными, а его самого — монстром. Но надо отдать