Там, наверное, в мирные времена была гостиная – застекленныйшкаф с посудой и фарфоровыми безделушками, овальный стол с полудюжиной кресел,вазочки, салфеточки, картинки на стенах и прочая мещанская дребедень.

Спартака, по-прежнему голого, толкнули на кресло, бдительнозамерев по обе стороны. Гестаповец, спрятав пистолет в карман, заложив руки заспину, прошелся вдоль стен, присматриваясь с брезгливой ухмылочкой.

– Черт знает что, – сказал он Спартаку тоном старогоприятеля. – Сразу видно, что обитала здесь чета каких-нибудьодноклеточных. Куколки – аляповатая дешевка, картинки – раскрашенныеиллюстрации из журналов. Кошечки-песики, ага... И ни единой книги. Вам нетоскливо в этаком вот обиталище, друг мой? Впрочем, вопрос дурацкий. Как ваммогло быть скучно с такой девушкой и в столь удобной постели... Но все равно,квартирка удручающе пошлая, согласитесь?

Спартак угрюмо помалкивал. Потом спросил:

– Может, одеться дадите?

– А зачем? – поднял брови Крашке в наигранномудивлении. – Могу вас заверить, ни я, ни мои люди не питаем тяги к стольпозорному и уголовно наказуемому в Третьем Рейхе пристрастию, какгомосексуализм, так что на вашу адамову наготу не возбудимся. Зато с точкизрения психологии именно такое ваше состояние идеально подходит для допроса,предоставляя преимущества мне и делая проигрышной вашу позицию. Аккуратный, с безукоризненнозавязанным галстуком сотрудник гестапо, – он бросил на себя мимолетныйвзгляд, чтобы убедиться в безукоризненности галстучного узла. – И голыйбандит, терзаемый ночной прохладой и неизвестностью... Хотя... Ну какая тамнеизвестность! Что за экивоки меж своими... Вы оба успели наворотить столько,что пуля в лоб обеспечена. Ну и прочие неаппетитные процедуры, в том случае,если вы не расскажете старому скучному чиновничку то, что его интересует...Какая там неизвестность... Вам страшно? Ну не стесняйтесь. Любому на вашемместе будет страшно. Мне бы тоже, наверное, на вашем месте былострашно... – он понизил голос и уперся в Спартака колючим взглядом. –Вот только вы и не представляете, насколько у нас бывает страшно,Котляревский...

Спартак непроизвольно вздернул голову. Гестаповецрассмеялся:

– Милейший, мы же профессионалы... Для вас не будетоткровением, если я напомню, что на свете существует агентура? Стукачи, агенты,внедренка, осведомители – да приплюсуйте еще и тех, кто на допросах сломался...Никакая это не загадка. Спартак Котляревский, советский летчик, сбит надгенерал-губернаторством, прибился к бандитам, послужной список... Бога ради,извольте. Если не считать лесных стычек, ваша террористическая деятельностьначалась с того, что вы, переодевшись обер-лейтенантом вермахта, отправились...

Он говорил скучным, бухгалтерским тоном, бесстрастноперечисляя акции, явки, диверсии и стычки, обязательно всякий раз называя тех,кто со Спартаком был – всех или почти всех. «Сволочи, – в бессильной злобеподумал Спартак. – Закладывал кто-то из доверенных, со знанием дела ивеличайшей скрупулезностью».

– Быть может, я что-то упустил? – усмехнулсяКрашке. – Можете дополнить, если вам кажется, что я обошел пару особенноярких эпизодов ваших подвигов...

Он, между прочим, ничего не упустил, но не говорить же емуоб этом? Гад, тварь, паскуда, до чего обидно-то...

Расхаживавший по комнате Крашке вдруг резко остановился, селза стол напротив Спартака, сунул в рот сигарету и толкнул Спартаку через столсеребряный портсигар:

– Ладно, хватит. Курите без церемоний. Побеседуем серьезно.Делу время, потехе – час.

Как только они оказались в гостиной, Крашке без малейшегоусилия перешел на русский – и говорил вполне чисто. Спартаку пришло в голову:из прибалтийских, должно быть, недобитый в свое время, сумевший улизнутьостзейский барончик...

– Позабавились – и хватит, – сказал Крашке, безцеремоний стряхивая пепел прямо на темную лакированную столешницу. – Пораработать. Надо мной тоже есть начальство, а начальству всегда нужны отличныерезультаты в кратчайшие сроки... Давайте сразу к делу, товарищ лейтенант... иливсе же пан поручик? Да какая разница... Несущественно. В общем, я, как вы ужеубедились, знаю немало. Но далеко не все, что меня интересует. А у нашей конторыесть дурацкая привычка знать если не все, то, по крайней мере, к этомунеустанно стремиться... Откроем карты: я пока не знаю, где можно взять Боруту.А Борута моим шефам крайне необходим. Зато вы, Котляревский, мне точноизвестно, как раз знаете как минимум две явки Боруты, подходы к нему по линиигрупп «Вилк» и «Блыскавица». И не спорьте. Прекрасно знаете. Я бы мог ваммногое рассказать о своих источниках информации, но ограничусьодним-единственным примером: на Броварную вас провожал Густав, а Густава мывзяли, и он рассказал все. В том числе и то, что знать могли только вы двое: подороге вы с ним оживленно дискутировали о Смутном времени в России – спротивоположных точек зрения, понятно, ни в чем друг друга не убедили, дваобразованных студента... Ну, я вас убедил, что Густав у нас и поет, какканарейка? Убедил, вижу по вашему лицу. А что до группы «Вилк»... Вас на этулинию вывела Кася, она же – обладательница почерпнутого из классики псевдонимаЯгенка. И эту амазонку мы тоже взяли, иначе откуда мне известно, что она вамподарила синий с красной полосочкой шарф – погода стояла паршивая, а на явкувам предстояло тащиться через весь город... Снова, как видно по вашейфизиономии, я попал в десятку... И хватит, по-моему, примеров. Итак, мне нуженБорута. И «Вилк» с «Блыскавицей», разумеется. Вы не особенно посвящены в дела«Перуна», но и об этой группе кое-что знаете – хотя бы явку в лесничестве,которая мне до сих пор неизвестна. Вот так. Я поставил перед вами ясные, четкиеи конкретные вопросы. Ваше дело – дать ясные, четкие, конкретные, а главное,подробные – ответы. И вот тогда, даю вам честное слово, мы всерьез задумаемся,как облегчить вашу участь – и участь симпатичной девочки. Которую сейчасдопрашивают в соседней комнате. Я вам не вру. Вы сами прекрасно ориентируетесьв ситуации. Искреннее сотрудничество несет немалые выгоды...

– Ничего я не знаю, – сказал Спартак. – Мне недоверяют.

– Глупости. Мы оба знаем, что это глупости.

– Какая разница?

– Значит, хотите быть несгибаемым? – Крашкепоморщился. – Мой дорогой, несгибаемость – это чисто техническая проблема.Я плохо разбираюсь в кораблестроении, но знаю: у всякого корабля есть какой-тодопустимый предел крена. Стоит его перейти, корабль потонет. Это физика. Илиматематика, черт ее знает. В общем, чисто техническая проблема. Так и счеловеческой выносливостью. Есть порог боли, который человек попросту невыдерживает, как корабль – крена. Всякого можно сломать.

– И вас? – бросил Спартак.

– Ну разумеется, – серьезно ответил Крашке, незадумываясь. – Я такой же человек, как все... но есть существеннаяразница: не я у вас в руках, а вы у меня. В конце концов из вас и так всевыжмут – но вам-то это уже не принесет никакой пользы. Останется из жалостидобить то, во что вы превратитесь. И не только вы, – он с пакостнойухмылкой кивнул на дверь в спальню. – Я не буду выдумывать садистскиештучки с иголками и паяльниками, к чему? Мы просто отвезем вашу красотку наСтахурскую, туда, где в бывших кавалерийских казармах стоят сейчас ребятки изваффен СС. Затолкнем в комнату ко взводу солдат и позволим парням позабавиться.Вы себе и не представляете, какие там затейники и фантазеры, осатаневшие отвоздержания... А вас где-нибудь в уголке привяжем, откуда открывается отличныйобзор. Представьте себе это зрелище в деталях... Ничего хорошего. А главное,вы, именно вы можете оказаться нам и ненужным. Я имею в виду, девчонкасломается первой. Нам с вами, конечно, этого не понять, но знатоки говорят, чтоу женщин своя, особая психология. Свои страхи и слабые места. Иголки под ногти,скажем, вытерпит, а вот при виде взвода эсесовцев со спущенными штанамисломается еще до того, как первый на нее посягнет. Есть примеры. И в этойситуации вы становитесь ненужным и неинтересным – она-то знает гораздо большевас. Такой вот нюанс...