Обернувшись в последний раз, я едва не вскрикнула от удивления. Возможно, виной тому был горячий воздух, поднимавшийся от нагревшихся под полуденным солнцем камней, но мне показалось, что я увидела высокую и худую фигуру, стоящую на самом высоком сохранившемся зубце стены. Фигуру в цветастом халате и с посохом волшебника!

Когда я, зажмурившись, потрясла головой, и открыла глаза – видение исчезло, как и полагается мороку.

Надо признать, обратно мы ехали с куда меньшей скоростью, чем сюда. И хотя Его Высочество постоянно спрашивал младшего Ананакса, когда же мы приедем, тот отделывался ничего не значащими словами, а сам продолжал наслаждаться поездкой, как ни в чем не бывало. Незаметно наблюдая за ним, я видела, что он именно наслаждается. Иногда он прикрывал веки, и тогда его ноздри раздувались, как у дикого зверя, чувствующего неведомые человеку запахи, а на пухлых губах играла улыбка, которую мне хотелось… смять поцелуями. Моя сущность разделилась на половинки. Одна хотела огреть Онтарио чем-нибудь тяжелым по голове и сбежать. А другая – рассказать о том, что случилось в Норрофинде. Мне казалось, он, как никто, поймет меня.

Подобное раздвоение личности давалось тяжело, поэтому большую часть пути я молчала или отвечала односложно, смотрела по сторонам, играла с Кошкой, бросая ей птичек, которых она приносила мне уже дохлыми.

Как оказалось, припасы у Онтарио и егеря подходили к концу. Поэтому они по очереди уходили охотиться и всегда возвращались с добычей. Такой вкусной, приготовленной Симмонсом, дичи, я не ела даже во дворце, и через пару дней пути уже начала сомневаться, что у меня теперь получилось бы вылезти в окно нашей со Стичем камеры.

Принц, в отличие от меня, прибывал в прекрасном настроении. Щебетал, как птичка, разбавляя тишину, царящую между мной и Онтарио. Неверийца восхищали прекрасные виды за каждым поворотом пути, ароматный лесной воздух, еда, вода… мое мужество, наконец. Теперь мне и его хотелось огреть чем-нибудь, и чем дальше, тем сильнее.

На привале, когда Онтарио ушел на охоту, а с нами остался егерь, которого больше интересовали привязанные к дереву разбойники, чем беседа, я не выдержала и призналась принцу, что бежала в другую сторону от Кармодона и вовсе не собиралась звать на помощь младшего Ананакса.

Пораженный Стич выслушал рассказ о том, как меня нашел Онтарио, и после долгого молчания спросил:

– Альви, ты так сильно страшишься замужества, что готова сгинуть в горах, но не выходить за… меня?

– Мне казалось, ты это уже понял, – горько усмехнулась я. – Я не люблю тебя и никогда не полюблю, Стич. А, как недавно выяснилось, брак без любви для меня не существует. Неожиданно, да?

– Неожиданно, – согласился он, и у меня на душе стало легче – в его голосе снова зазвучали вдумчивые нотки, которые я оценила в период совместного тюремного заключения. – Но ты полна неожиданностей, Альви, и это прекрасно!

– Да? – удивилась я. – А меня всегда считали чудовищем.

Стич засмеялся. А потом вдруг совершенно серьезно произнес:

– Хочешь, я дам слово, что не женюсь на тебе?

Я посмотрела на него, открыв рот, и пролепетала:

– Но… как же… международные отношения?

– Мы что-нибудь придумаем, – легкомысленно отмахнулся принц и встал: – Принцесса Альвина Кармодонская, – торжественно сказал он, – я даю слово чести, что не женюсь на тебе!

– Какое облегчение! – засмеялась я. – Спасибо, Стич, ты настоящий друг. Да, садись уже!

Вернувшийся с охоты Онтарио с подозрением оглядел наши довольные лица, но ничего не сказал и занялся приготовлением подстреленного фазана. А у меня на душе пели птички свободы. Отец из кожи вон вылезет, чтобы заставить меня выйти за неверийца, однако мои шансы на успех повысились, раз в аргументах не только собственный отказ, но и слово принца.

Я поднялась и повернулась в ту сторону, откуда меня увозили. Перед глазами вставали башни Норрофинда. Не те, старые, возведенные при помощи драконов, томящихся в жестокой неволе. Другие – великолепные, белоснежные, воздвигнутые не на крови и костях, а с помощью доброй воли построивших их людей.

– О чем вы думаете, Ваше Высочество? – услышала я и обернулась.

Онтарио, отвлекшись от фазана, внимательно смотрел на меня.

– Любуюсь видами, – улыбнулась я. – А что?

– Мне слишком хорошо известно это ваше выражение лица, – буркнул младший Ананакс и принялся насаживать тушку на вертел. – Вы что-то задумали. Побег – не советую. Если вас не найду я, это сделает добрейший Симмонс – он читает следы на земле, как открытую книгу.

– Вы приземленно думаете, юноша, – фыркнула я. – Я мечтаю не о побеге, а о городе, который когда-нибудь вырастет здесь по моему приказу.

– Город? – изумился Онтарио. – Откуда такие мысли?

Я пожала плечами и ничего не ответила. Пусть мучается!

* * *

Спустя несколько дней пути нас неожиданно окружили.

Они возникли из лесной чащи, как духи, солдаты отца, ведомые дядюшкой Кевинсом, который наблюдал за операцией немигающим кошачьим взглядом и при этом не казался ни довольным, ни разочарованным.

Подойдя к нам, он поклонился и повернулся к Онтарио.

– Мы двинулись по следам сразу, едва обнаружили ваше отсутствие и узнали о том, как вы расспрашивали в окружающих деревнях про чужаков, желающих купить лошадей и провиант. Но вы сильно обогнали нас!

– Мы ехали налегке, – улыбнулся Онтарио. – Как видите, Их Высочества в целости, сохранности и даже пребывают в хорошем настроении.

Кевинс пожал плечами и направился в сторону разбойников, которых в это самое мгновение мне стало очень жаль. Не знаю, что он им сказал, по обыкновению своему, тихо и лаконично, но они сделались белее снега, лежащего на вершинах Неверийских гор.

– Нам надо как можно быстрее прибыть в Самыйсокс, – заявил он, вернувшись. – Поэтому теперь мы будем двигаться без привалов.

– Как это, без привалов? – изумился Стич. – А покушать?

– Ваше Высочество покушает в седле, – холодно улыбнулся Кевинс, – и поспит там же. День рождения Его Величества Отиса Третьего через четыре дня, вам обоим необходимо быть в столице. Погнали!

И мы погнали. Последующие дни слились для меня в один. Я больше не могла любоваться окрестностями – они пролетали мимо со скоростью вспугнутых птиц. Я дремала в седле, привалившись спиной к сидящему позади Кевинсу, который, казалось, был выплавлен из стали, потому что не знал ни сна, ни голода. А когда на закате впереди показались, наконец, стены Самыйсокса, я их попросту не успела заметить, потому что кавалькада с грохотом и факельными огнями, распугивая поздних прохожих, проскакала прямиком к герцогскому замку.

Видимо, Ананакс уже был предупрежден. Он сбежал с