середине обжитой территории что-то вроде площади. Как только полицейские машины въехали на неё, их взору представился грубо сколоченный постамент, рядом с которым стояла виселица. В это трудно было поверить, но каждый из молодых полицейских, не говоря уже о Сэме Джонсоне, видел эту конструкцию в учебниках истории. Вокруг неё стояло больше десятка людей, подавляющая часть из них была с оружием, а удавка плотно обжимала шею приговорённого мужчины. Недавно снова начался дождь, и от того всё это действо источало флюиды мрачного зла, творимого в этом месте.

Последняя машина, с пулемётчиками, осталась у въезда, и из неё мигом выскочили трое, мгновенно разобрав удобные сектора наблюдения. А если нужно, то и огневой поддержки. Дарья с достоинством вышла из автомобиля и не спеша двинулась к сборищу.

— Бросить оружие и освободить пленника! — раздалась её команда. Остальные подчинённые медленно стали окружать кольцом собравшихся возле виселицы и готовить к бою своё оружие.

— Это не ваше дело! — огрызнулся один из толпы — на возраст примерно пятидесятилетний мужчина, с длинными седыми волосами и орлиным носом.

— Решили выполнить за нас работу или организовали своё мини-государство? — иронично парировала ему Сток. — На каком основании вы вершите самосуд?

— А! Курва росска[32] явилась, — ухмыльнулась одна из женщин на польском и перешла на английский. — Чего тебе в такую погоду дома не сидится?

— Работа у меня такая, — ответила Дарья. — И про шлюху я поняла, только зря ты это начала…

— Еха́й отсюда, пока свинцом не угостили! — бросила ей полька на ломаном русском и вскинула ружьё.

— Да мы ещё и русский знаем, — ухмыльнулась девушка. — Ну, тогда проще будет. Последний раз приказываю вам сложить оружие. Вы уже нарушили кучу законов… не усугубляйте своё положение.

— Нас больше!.. — начал было седой.

— Вы под прицелом нескольких полицейских с пулемётами, — перебил его Сэм. — Один выстрел и вас уже ничего не спасёт. Бросайте оружие! Сейчас же!

— Мы не в Америке, — возразил ему поляк. — В России наступила демократия — это не то, что было при «совдепах».

— При них с вами ещё как-то миндальничали, а сейчас не будем, — проронила Сток.

— Как же я вас ненавижу, пся крев! Ещё дед мой уехал из Польши в Америку, чтобы не видеть этих коммуняк! А теперь снова под вас ложиться?

— А кто тебя сюда звал? — парировала ему Дарья. — Сидел бы на базе в Бахрейне или того лучше — оставался бы с неграми в Америке.

— Негры у меня были слугами, и не только они — янки тоже вкалывали на полях. Я стал настоящим Хозяином у себя на ранчо! Но тебе, маленькая шлюшка, этого не понять! Ты только и можешь, что ноги раздвигать перед пасынком контр-адмирала! А что, удобно…

— Я замуж вышла официально и по любви, так что не тебе меня судить, польское говно. Устроили здесь рабовладельческую общину… — она не договорила, когда полька выстрелила в неё, но секундой раньше Дарья рывком ушла с линии огня да к тому же ей очень повезло, что ружьё было заряжено пулей, а не картечью.

Сток мгновенно подняла пистолет и выстрелила в ответ, попав польке в грудь. Девятимиллиметровая пуля от «Глока» отбросила ту немного назад и приземлила навзничь. Седой рванул к табуретке, на которой стоял им приговорённый, и решительно выбил её, но за миг до этого один из пулеметчиков увидел его манёвр и прошёлся очередью по верёвке. Та, одновременно с падающим вниз мужчиной, очутилась на земле. Полицейские мгновенно разобрали цели. Охранники седого вскинули ружья…

— Огонь! — раздалась команда Дарьи.

Глава 11

Ей самой достался главный из общины. Два метких выстрела в руку, держащую пистолет, и вот уже Подольски стонет от боли в повреждённой кисти. Остальных не стали жалеть — кое-кто решил выстрелить, но замешкался, другие кинулись на полицейских, замахиваясь прикладами ружей. Через пару минут всё было кончено. На шум из одного из домов выскочил мальчишка-подросток. Дарья смутно узнала его — тот самый жирдяй в клетчатой рубашке на выпуск, отметившийся ещё на собрании молодёжи в Севастополе. Именно он тогда пытался вывести Илью Ермолаева из себя. Сейчас у него в руках был револьвер. Он увидел польку, лежавшую на земле, и с криком «Мамуся!» попытался взвести курок. Сток мгновенно сориентировалась и выстрелила в него, попав в шею.

— Ты ответишь, с-с-сука малолетняя… — с шипением процедил глава общины, ещё кривясь от боли. — Я т-т-тебя и на том с-с-свете достану…

— Доставалка ещё не выросла. Попался бы ты мне во Пскове, во время зачистки дерьмократов… Парни, вяжите его и в кузов последней машины. Пусть под дождём придёт в себя. Глядишь остынет.

— Мэм, а зачем он нам нужен? — поинтересовался один из подчинённых.

— Для показательного суда. В назидание другим. Или ты думаешь, что мне охота его с собой тащить? В такую погоду? Ха! — она подошла к спасённому. — За что они вас?

— Жена и дочь сбежали… я… я был готов ко всему… Скажите… кхм-гхм… — он зашёлся в кашле — … скажите, мэм, они живы?

— С ними всё хорошо, Гарольд Гринленд. Я не ошиблась?

— Нет, мэм… и спасибо вам большое…

— Скажите, сколько здесь ещё таких, как вы?

— Двоих они замучили и закопали где-то на побережье реки…кхм-гхм… потом… кхм-гхм… потом я сумел отправить жену и дочь… и вот вы спасли меня от смерти…

— Гарольд, я спросила о живых. Где ещё бывшие рабы?

— Извините, мэм… кхм-гхм… ещё не отошёл от петли… они в крайнем доме, в подвале… нас даже перестали выводить в туалет…

— Они совсем охренели? — она перевела взгляд на своего заместителя. — Сэм, вот как они потом оправдывались бы перед проверяющими? Ты что-нибудь понимаешь?

— Сам удивляюсь, мэм. У вас, русских, есть поговорка — крыша поехала. Очень точно подмечено.

— Давайте уберём трупы и кинем их в открытый багажник того же внедорожника — пусть Подольски на прощание побудет в компании своих единомышленников, — усмехнулась она. — А потом выведем людей из подвала.

Тадеуша Подольского связали и поместили в открытый багажник внедорожника. Туда же закидали трупы остальных участников преступного сообщества. Поляк сначала сыпал проклятиями и матерился, а потом