перед обитателями переполненных жилищ в течение нескольких поколений: как приглушить шум, исходящий от других людей, и сосредоточиться на личном способе отдыха; теперь это было намного проще, пусть пока еще и недешево.

Радости одиночества

В середине 1920-х годов одно увлечение совершило трансатлантическое путешествие из Соединенных Штатов, где незадолго до того успело превратиться в самое настоящее помешательство. Изначально его описывали как «новый вид головоломки в форме словесного квадрата»[697]. Разные виды игры в слова были давним развлечением у образованных людей, в особенности акростих, который так любила королева Виктория[698]. Кроссворд быстро зарекомендовал себя как важнейшее литературное занятие. Британским вкладом в него стал зашифрованный ключ, который представил в газете Observer в 1926 году Эдвард Поуис Мэтерс, взявший себе в качестве псевдонима имя Томаса де Торквемады – доминиканца и великого инквизитора Испании конца XV века, который запытал и сжег около двух тысяч так называемых еретиков, не сумевших правильно ответить на его вопросы. В 1930 году газета «Таймс» наконец признала популярность головоломки и начала публиковать свой кроссворд – который в дальнейшем станет самым известным. Как и многие другие виды отдыха, кроссворд был одновременно и одиночным делом, и социальным предприятием. Решающий головоломку по природе своей – одиночка с карандашом в руке и газетным листком или же подборкой игр, собранной в одну книгу. Решение кроссворда – личное достижение, и неважно, было ли оно выполнено в рамках знаменитого ограничения, якобы установленного бывшим ректором Итонского колледжа: уложиться в четыре минуты, пока варится яйцо. Однако в случае затруднения приходилось и поговорить – с членами семьи или коллегами. В растущей газетной индустрии ежедневный или еженедельный кроссворд был самым интерактивным элементом, превосходящим в этом смысле колонку с письмами читателей[699]. Игры преподносились в виде конкурсов с небольшими денежными призами или соответствующими литературными подарками вроде словаря. Подобно коллекционированию марок, новая страсть получила королевскую печать одобрения в лице королевы Марии, и, как и в случае с популярными увлечениями начиная с поздневикторианской эпохи, растущее число энтузиастов стало обретать организованные формы (например, возникла Национальная ассоциация любителей кроссвордов).

Кроссворд соответствовал ритмам зрелого капиталистического общества. Это был вызов, требующий образованного ума, способного к концентрации и эффективному целеполаганию. Не до конца решенная головоломка означала поражение. Решение финальной загадки требовало многих навыков из числа тех, что были необходимы для успешной профессиональной, предпринимательской и даже, как оказалось, шпионской карьеры[700]. В то же время все это по природе своей было необязательным и непродуктивным. Это занятие имело экономическую ценность для газет и книгоиздателей, но в остальном относилось к сфере безделья. Хотя оно и могло демонстрировать сходство с литературной культурой, в нем не было ни творческой, ни интеллектуальной пользы, извлекаемой из серьезного чтения. Решенный кроссворд – это личное достижение, не имеющее дальнейшего смысла после того, как он проверен по следующему номеру газеты. Как заметил Стивен Гелбер, подобные развлечения одновременно отражали растущий разрыв между работой и игрой и поощряли дисциплину, ассоциирующуюся с экономической деятельностью[701]. Как и другие увлечения, связанные с умственным трудом или с физическим, они ознаменовали достижения экономики ХХ века, предоставившей больше возможностей для того, чтобы избежать труда, и больше доходов для того, чтобы инвестировать в альтернативные виды деятельности. Они демонстрировали свободный выбор в потреблении досуга, но вместе с тем были ориентированы на регулярный, дисциплинированный результат[702]. Кроссворд был одним из целого ряда способов развлечься, оформлявших собой часы, которые, по крайней мере для мужчин, окружали все более четко определенный рабочий день. И в отличие от более практичных видов времяпрепровождения головоломка была по сути своей портативна. По мере того как все больше времени тратилось на дорогу до работы и все больше заработанных денег – на отпуск в дальних краях, кроссворды не давали скучать.

От других популярных развлечений кроссворд отличался тем, что был почти бесплатным. Газету и так покупали, а пока переписка все еще была основным средством общения на расстоянии, несмотря на постепенное наступление телефона, в любом доме непременно имелись и письменные принадлежности. В других случаях одиночные удовольствия все чаще были символической формой потребления. Они представляли собой площадку, на которой люди выражали свое «я» путем приобретения товаров. В коллекционировании покупка материальных вещей и вовсе была основной целью. Хотя, как мы видели, целый ряд второстепенных целей можно приписать, скажем, коллекционированию марок, однако в основе этой деятельности лежало потенциально безграничное вложение денег, которое, если все хорошо продумать, само может стать источником дохода. Еще лучше это видно на примере коллекционирования самих денег. «Собирание монет, – объяснял автор соответствующего руководства, – одно из немногих увлечений, которое может приносить удовольствие долгие годы и оставаться при этом возможным источником прибыли»[703]. Но и там, где главная цель не имела финансового характера, карман энтузиаста был мишенью, по которой то и дело наносились удары. Журналы, посвященные тем или иным хобби, заполняла реклама не только конкретного продукта, но и длинного ряда инструментов и сопутствующих принадлежностей. Предприниматели вроде Фрэнка Хорнби быстро поняли, что ключ к коммерческому успеху – добиться того, чтобы никакой набор никогда не был полным. Всегда можно приобрести еще одну модель поезда, еще одно дополнение к схеме рельсовых путей или же дополнительные модели для создания зданий и ландшафтов.

В более экстремальной форме, особенно в случае с занятиями на свежем воздухе, такими как рыбалка, наблюдается фетишизация предметов – удовольствие от владения инструментами или одеждой по той причине, что они самые новые, самые высококлассные или самые дорогие; или же потому, что самим фактом обладания ими любители могут показать, как хорошо они в них разбираются. Это был и способ показать себя, и способ охранять границы коллективного занятия. Например, многие мемуары о рыбалке в начале XX века включали в себя описания водных соревнований, которые, вероятно, были непонятны современникам, не разделявшим этого увлечения, не говоря уже о более поздних читателях. В книге Джона Уоллера Хиллса «Лето на Тесте», впервые вышедшей в 1924 году, речь шла об одном-единственном человеке, о ручье и о снаряжении человека. «Наконец я заметил движение под берегом, – писал он, – это могла быть и крыса, но попробуем-ка мой темно-оливковый киль; размер его был 0, а леска у меня – 3x. Первый заброс увел в сторону ветер, зато на втором был уверенный подъем, и хорошая рыба понеслась вниз по течению»[704]. Вязание и отбор мушек для ловли лосося и форели стали самостоятельным литературным жанром[705]. Во всех этих одиночных занятиях, будь то в помещении или на улице, обвинение