Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть хочу, — вдруг сказал мальчик, очевидно устав от нелепых расспросов.
Печально улыбаясь, Елена повела его к фургону.
— Кажется, от завтрака оставалось еще несколько кексов...
Но мальчик в ответ на это предложение лишь капризно сморщил нос.
Елена обомлела. Какой же ребенок не любит сладких кексов?
— Тогда чего же ты хочешь? Есть немного ветчины и хлеба.
Но малыш вдруг резко остановился и с неожиданной силой остановил и ее. Голос его стал не по-детски вкрадчив и похотлив.
— Я хочу твоей магии, — жадно прошептал он.
Елена задохнулась от этих слов и попыталась вырвать руку. Малыш снова посмотрел на нее с наивным любопытством ребенка, но в глубине мутно-зеленых глаз таилось нечто совсем взрослое.
Сзади раздалось какое-то ворчание, и Елена в ужасе обернулась, ожидая нового подвоха.
Но это был Эррил.
— Отлично сегодня. — Он держал в руках снятую лже-повязку.
— Эррил! — пронзительно вскрикнула Елена.
И ужас в ее голосе заставил его оказаться рядом в два прыжка.
— Что такое? — В глазах воина горела решимость, а рука уже сжимала только что вытащенный из дверей нож. Он внимательно вглядывался в пустоту между сараем и занавесом.
Елена не могла вымолвить ни слова. Она тупо смотрела на то место, где только что стоял мальчик. Его не было, а холодная ладонь продолжала сжимать ее руку. И это была недетская рука. Елена перевела взгляд и увидела, что сжимает меж пальцев гроздь длинного влажного мха. Он плотно оплетал ладонь.
— Что это? — спросил Эррил, проследив за ее взглядом и опуская нож.
— Я не знаю... — и она протянула Эррилу мох.
Толчук скорчился в клетке, ноги ему жала решетка. Ткань, которой была окутана клетка, не давала ему ничего видеть, но он отлично слышал голос Мерика. Эльф уже заканчивал выступление, скоро их выход, и на сегодня с работой будет покончено.
Выставив козьи рога, Толчук ждал, когда очередной зевака приоткроет занавеску и бросит монетку за просмотр монстра. Последние три луны он начал шипеть и рычать при появлении любопытных, но эти попытки устрашения почему-то чаще всего вызывали лишь смех, особенно, когда он топорщил размалеванные рога. Никто не верил в то, что он настоящий огр. Но ведь он и вправду не был таковым со своей примесью крови сайлуры. Вздохнув, Толчук задумчиво почесал загривок когтями.
— Кто-то идет, приготовься! — прошипел ему Крал, якобы его хозяин и повелитель. Голос горца звучал как-то громче обычного.
— Приходите и посмотрите на чудовище с гор! Он посажен в клетку после того, как убил сорок человек и насладился их мясом!
Толчук грозно замотал головой. Горец откровенно врал, Толчук ни разу не убил никого из людей, но так надо было по сценарию, и Крал, не переносивший вранья, постепенно свыкся с ролью, тем более, что его низкий густой голос прекрасно подходил для подобных целей. Но сегодня Крал что-то особенно усердствовал, расписывая несуществовавшие ужасы, и Толчук заворчал громче.
— Вы слышите? Слышите? — Продолжал Крал. — Он рвет и мечет! Жажда крови снова в нем проснулась!
— Мамочка, не хочу смотреть на людоеда! — пропищал детский голос.
— Ах, милый, да это просто шутка, — голос женщины звучал устало и равнодушно. — Кто-то сидит, переодетый в костюм — вот и все. Хочешь посмотреть?
— Не хочу-у-у!!! — Голос ребенка поднялся до визга.
— Ну, тогда пойдем домой.
— Нет, я хочу погладить ту большую собачку!
Голоса стали удаляться.
— Да это волк, мой хороший, и его хозяин уже уложил его спать. — Малыш начал противно и долго канючить.
Крал просунул голову в клетку, виновато усмехаясь.
— Прости, но ничего не вышло.
— Слышал, — пробурчал огорченный Толчук.
Но вдруг за спиной Крала раздался другой голос, и сзади появилась женщина.
— Я хотела бы посмотреть ваше чудовище, — сказала она голосом нежным и мелодичным, как горный ручей весной... Весной, на его родине...
Впрочем, Крал быстро опомнился, повернулся и заученно повторил:
— Пожалуйста, прошу вас, посмотрите монстра, который убил уже сорок человек и... — Тут голос горца пресекся. — И... хм... Я имею в виду... Я... Он...
— Он полакомился их мясом, — спокойно закончила женщина. — Все это я уже слышала. — В сковородку со звоном упала монета. — А теперь, если позволите, отойдите, и я сама посмотрю на вашего монстра. — Обыкновенные при таких просьбах слова вдруг замерли на губах Крала.
— Я... да... он кровожаден...
— Конечно, конечно, я буду осторожна. — И женщина нагнулась под занавеску. Крал стоял рядом с пылающим лицом.
Толчук посмотрел на женщину и тотчас понял смущение горца. Зрелище перед ним открылось невероятное. Женщина была ростом никак не меньше Крала и едва ли уже его в плечах. Длинные светлые волосы завязаны в тугой хвост, покрывавший поясницу. Кожаная одежда сверкала железными пряжками, на поясе висело два ножа, и, в целом, женщина казалась гораздо более внушительным воином, чем Крал.
Однако при таком обличье лицо ее оставалось лицом красивой женщины, с полными губами, нежным румянцем и ярко-синими глазами. И горец не мог отвести взгляда от такой красоты, застыв с так и недоговоренной фразой на губах.
— Зачем вы приделали ему такие дурацкие украшения? — вдруг обернулась женщина. — И для чего эти идиотские рога?
Лицо Крала потемнело, и разумная речь окончательно покинула его. Ситуация была действительно нелепая.
— Ну? — потребовала женщина тоном человека, привыкшего получать немедленный ответ.
— Это маскарад, — ответил за горца Толчук. — Настоящих монстров давно бы уже убили в первой деревне.
Женщина и бровью не повела.
— Неужели у вас нет гордости? — воскликнула она. — Корячиться в клетке, представляя из себя шута!
Ошеломленный таким определением своей роли, потерял дар речи и Толчук.
Женщина снова повернулся к горцу, причем, в ее движениях была быстрота и грация рассерженной кошки.
— Освободите его! — приказала она. — Это позор!
— Но?
Глаза странной женщины вспыхнули.
— Я поговорю с вами обоими, — медленно произнесла она. — Но сделаю это не раньше, чем...
Она снова резко обернулась к клетке. — Как тебя зовут, огр?
— Толчук.
— Хм... «Тот-кто-ходит-как-человек», — перевела она. — Жестокое имя. Потом снова повернулась к горцу, не обращая внимания на застывшего от удивления Толчука. Как она могла узнать, что значит его имя? — Словом, я ни о чем не стану говорить до тех пор, пока Толчук находится в этой позорной клетке, словно взбесившийся пес. Освободи его!