Однако обман до сих пор помогал им перемещаться по стране вполне удачно и безопасно.

Широкие просторы Стендая бороздили сотни бродячих цирков, зарабатывая свои скудные гроши тяжелой работой. Когда приходила зима и поток медяков почти иссякал, исчезали и цирки, но пока на летней жаре равнины так и были расцвечены бесконечными фургончиками и артистами всех мастей. Затеряться среди них не составляло никакого труда.

Иногда их труппа сталкивалась с небольшими вооруженными отрядами гульготалов, патрулирующих равнины, и все понимали, кого те ищут. Однажды они встретились даже с целым батальоном вооруженных псов, но ни один из них и внимания не обратил на жалкую повозку бродячих артистов. Наоборот, капитан батальона даже дал им серебряную монету за то, чтобы они сообщили ему, если по дороге им встретится рыжая девка. Словом, маскарад отлично выполнял свою службу.

Шло время, ужасы, пережитые в лесу и лугах, забылись, оставив лишь слезы да светлую тоску по маленькой нюмфае. Они по-прежнему в память о погибшем друге возили с собой ее лютню и относились к ней бережно, словно к живому существу. И, как ни странно, именно Мерик, настоял на том, чтобы лютню хранили и берегли.

— Мы когда-то были врагами, — пояснил он. — Но еще раньше наши народы трудились на благо страны вместе. И я буду рад вернуть эту лютню эльфам как знак красоты и благородства нюмфай. Может быть, так они останутся жить хотя бы в музыке.

А однажды ночью Мерик начал играть — да так, что все окончательно поверили его словам. В грустной протяжной песне воскресал и пел дух Нилен. В ту ночь вокруг костра было пролито немало слез, но наутро все поняли, что острая боль утраты миновала.

Так шли дни за днями. Первое время все очень боялись новых опасностей и нападений, и потому старались нигде подолгу не задерживаться. Но время шло, под ноги ложились сотни лиг, и радость снова поселилась в маленьком цирке. Огни на ночевках стали разводить ярче, перестали вздрагивать при каждом шуме и прекратили ночные переходы.

Мир и спокойствие воцарились в фургоне.

Вздохнув, Елена зашла за сцену, где, стоя на крыльях, готовился к выступлению Мерик. В рукаве его просторной белой рубашки прятался воробей. Его выступления с присущей эльфу тонкой магией редко принимались хорошо, толпа была слишком груба, чтобы воспринимать ее. И лишь последний номер с левитацией заставлял публику неизменно отвечать криком и хлопками.

Мерик отступил на шаг и слегка поклонился.

— Госпожа, — прошептал он с ласковой улыбкой.

Елена нахмурилась.

— Осторожней, Мерик, — предупредила она, почему-то раздраженная этим обращением. — Ты ведь знаешь, что я теперь сын Эррила, а вовсе не особа вашей давно угасшей королевской линии.

Мерик небрежно махнул рукой с тонким запястьем, отчего несколько птиц выпорхнуло из длинного рукава. Лицо эльфа нежно вспыхнуло.

— Я ухожу, — прошептал он. — Могвид уже заканчивает.

Еленам кивнула и пошла к фургону. Между ним и сценой был натянут легкий занавес, потому она могла идти спокойно, не привлекая ничьего досужего внимания. Справа стоял пустой сарай, ждущий нового урожая. Место для остановки были выбрано Эррилом действительно удачно, потому что никто не мог наблюдать за происходящим за занавесом.

Мерик выбежал на сцену, и Елена могла остаться наедине с собой. Все остальные были на представлении. Снаружи доносился вой Фардайла, переходящий в истерический шакалий смех и громовые раскаты восторженной толпы. Оставался еще один номер, если не считать того, что у дальней стороны сцены весь день стояла задрапированная клетка с Толчуком, которого охранял Крал. Чтобы увидеть пойманного огра, люди подходили и платили по медной монетке, но большая часть смеялась при виде неуклюже скорчившегося монстра с двумя фальшивыми рогами на голове и приклеенными разноцветными усами. Никто из смотревших, конечно, и не подозревал, что перед ними настоящий огр. Все это было сделано по настоянию Эррила из-за того, что наличие настоящего огра в маленьком цирке могло заставить болтать слишком много языков и привлечь ненужное внимание. Поэтому к истинному облику Толчука были приделаны эти нелепые добавления. Но даже в таком виде, при неизменном Крале с топором и табличкой «В целях безопасности публики» аттракцион с огром привлекал толпы зевак.

Словом, все были заняты своими делами, и Елена осталась одна. Это был редкий момент в их походной жизни. И, будучи единственной женщиной в мужской компании, она всегда радовалась таким моментам. Она улыбнулась и пошла ко входу в фургон, на ходу развязывая тугую полосу ткани, перетягивавшую грудь. И тут же на нее что-то налетело, хотя по прошествии нескольких секунд девушка поняла, что это отнюдь не нападение, а всего лишь случайное столкновение. Уголком глаза она заметила движение и быстро отскочила от затененной стены сарая.

Перед ней стоял маленький голый мальчик, никак не старше трех лет, который уставился на нее, посасывая палец. Он был грязный, с засаленными волосами и перепачканным лицом. Личико его, круглое и толстощекое, как и у всех детей этого возраста, являло собой смесь важности и любопытства. Не обращая внимания на свою наготу, он улыбался и свободной грязной рукой указывал на Елену.

Елена присела перед ним на корточки.

— Ты, что, потерялся? — спросила она у малыша, как у щенка. Тот с громким всхлипом вытащил палец изо рта.

— Вам тут не место, госпожа.

Елена улыбнулась. Откуда этот малыш знает, что она не юноша? Может быть, по голосу?

— Все нормально, — ответила она. — Я же из цирка.

— Ис сирка? — повторил он.

Девушка стянула перчатку с левой чистой руки, боясь правой испугать малыша.

— Ну, где твои папа с мамой? Они, наверное, смотрят представление?

Но малыш взял протянутую руку с хитрой улыбкой. Ладошка у него оказалась холодной и влажной от пота. И при этом прикосновении Елену почему-то передернуло с ног до головы. Было впечатление, что руки коснулась дохлая рыба.

Но глаза, глядевшие на нее снизу вверх, были чисты и неподкупны.

— У меня нету папы с мамой, — слегка дрогнувшим голос прошептал малыш, но в голосе его девушка явственно услышала смешок, словно сама мысль иметь отца и мать показалась мальчику дикой.

И Елена пожалела сиротку. Остаться без родителей таким маленьким. Да он, наверняка, и не помнит их! Потом она возмутилась теми, кто, наверняка, должен был следить за ним. Как они отпустили его одного?

— А где ты живешь?

— Живу? — снова удивился ребенок и взъерошил грязные волосы грязными пальцами.

— Ну, откуда ты пришел?

Он радостно заулыбался.

— Ниоткуда. Я пришел ниоткуда.

Елена вздохнула. Наверняка, малыш живет в этом городе. Не мог же трехлетний голый ребенок прийти сюда один.

— А с кем ты здесь? — снова попыталась узнать что-либо Елена. Ведь кто-то же должен отвечать за малыша!